Алиенора Аквитанская - Режин Перну

Почему же так случилось, что перед самым отправлением, когда ему, согласно обычаю, вручали традиционные знаки пилигрима — дорожную флягу и посох странника — этот посох сломался у него в руках?

Можно было ожидать, что Алиенора сразу после отъезда Ричарда вернется в Англию. Разве не первой ее заботой должно было стать сохранение его королевства? Но она избрала противоположное направление и двинулась в сторону Пиренеев.

«Переход через море» обоих королей несколько раз откладывался. Филипп-Август потерял жену, Изабеллу де Эно, она скончалась 15 марта 1190 г. после того, как произвела на свет близнецов, которые также умерли вскоре после рождения; ей не было и двадцати лет, и тремя годами раньше она успела родить наследника французского престола, будущего короля Людовика VIII. Король Филипп устроил пышные похороны в новом соборе Парижской Богоматери, где в XIX в. во время раскопок была найдена ее могила, и там рядом с останками Изабеллы обнаружили два крохотных гробика ее детей. Филипп обращался с супругой совсем не так, как подобало бы куртуазному правителю: пока он вел борьбу против Генриха II Плантагенета, он грозил, что разведется с Изабеллой, желая тем самым произвести впечатление на тестя, Бодуэна де Эно, который вместе с графом Фландрским встал на сторону короля Англии.

В конце концов Ричард и Филипп встретились на Сицилии, в порту Мессины. Они должны были провести там зиму 1190 г., продлив тем самым свое пребывание на острове на полгода. Историки не находят объяснения этому промедлению, которое, вероятнее всего, было вызвано всего лишь отсутствием попутного ветра и тем, что флот, выйдя в море во время зимних бурь, подвергался бы опасности. Как правило, последние суда отплывали на восток в ноябре, и навигация не возобновлялась до конца марта. В тот год море, должно быть, оказалось особенно неспокойным, поскольку Ричард, добравшись до Марселя, откуда рассчитывал отплыть, узнал, что вышедшие из Дувра суда не могут из-за противных ветров преодолеть Гибралтарский пролив. В конце концов, устав от ожидания, он вместе со своей свитой совершил переход на пизанских кораблях.

Как бы там ни было, но эти отсрочки никак не способствовали тому, чтобы вернуть христианам Святую землю. Крестоносцы распыляли силы вместо того, чтобы объединить их для решительных действий. До Запада уже дошла весть о смерти императора Фридриха Барбароссы, который 10 июня 1190 г. утонул в реке Салеф, и это, по словам одного из летописцев, австрийца Ансберта, «обезглавило» крестовый поход; лишь горстка немцев присоединилась к Ги де Лузиньяну под стенами Акры. Зять Алиеноры, Генрих Шампанский также направился туда. Но эта беспорядочная помощь была недостаточной для того, чтобы решительно изменить ситуацию.

И все же кому-то эта потеря времени была на руку, а именно — она была на руку Алиеноре, которая отправилась в сторону Пиренеев с вполне определенной целью. «Позабыв о своем возрасте», не побоявшись зимы, она добралась, по словам одних, — до Бордо, по словам других — до Наварры, и пустилась в долгий путь: перебравшись через перевал Монженевр в Альпах, пересекла Ломбардию и, поочередно попытавшись отплыть из Пизы и Неаполя, нашла, в конце концов, суда в Бриндизи и отправилась на Сицилию к сыну.

Она была не одна: ее сопровождала молодая девушка по имени Беренгария, дочь наваррского короля Санчо. Алиенора очень вовремя вспомнила о том, что, когда Ричард, по случаю турнира, устроенного братом Беренгарии, был при памплонском дворе, он посвятил ей пылкие стихи. Летописец Амбруаз, сопровождавший в крестовом походе английского короля, описывает Беренгарию как «благоразумную деву, милую, красивую и храбрую».

Аделаида, сестра французского короля, осталась в Руане под надежной охраной: Алиенора ни за что не хотела допустить французского брака. Впрочем, эта свадьба все равно состояться не могла, и Филипп, в конце концов, должен был с этим согласиться после достаточно бурных споров, которые происходили между ним и Ричардом во время их пребывания в Мессине. Прибытие Беренгарии положило конец всяким переговорам, и Филипп почувствовал это так ясно, что ушел и увел свой флот 30 марта 1911 г., в тот самый день, когда на корабле, посланном Ричардом в Реджио, в Мессину приплыли его мать и его невеста.

Говорили, и вполне справедливо, о том, что Алиенора, пустившись в это долгое и опасное путешествие, — а ей к тому времени было уже почти семьдесят лет, — действовала «одновременно как мать и как королева» (Лабанд). Совершенно необходимо было, чтобы у короля Англии появился законный наследник. У Ричарда был бастард по имени Филипп, впоследствии он женит его на дочери Эли де Коньяка, Амелии, которая принесет ему в приданое богатые владения в Гаскони. Но ему требовался законный сын, чтобы по праву передать ему наследство Плантагенетов, на которое претендовали его брат Иоанн и его племянник Артур, — ни тот, ни другой, на взгляд Алиеноры, достойными преемниками не были. Кроме того, ему необходима была жена, способная удерживать на прямом пути, не давая с него свернуть, это неисправимое создание, одержимое всеми страстями, какие только могут терзать человека, чьи великолепные достоинства могли заглохнуть, пропасть, задушенные склонным к всевозможным излишествам темпераментом. Ричард, ставший для истории «Ричардом Львиное Сердце», вполне заслужил свое прозвище не только рыжей гривой, но и легендарными храбростью и великодушием. Иногда можно было увидеть, как этот изысканный поэт и утонченный музыкант в церкви срывается со своего места и бросается лично руководить хором монахов и задавать ритм их песнопениям. Везде, при любых обстоятельствах, где бы он ни оказался, он проявлял ненасытное любопытство, стремление узнавать новое. Встретившись с морем, — это произошло впервые в его жизни, до тех пор его опыт мореплавания ограничивался пересечением Ла-Манша, — он мгновенно заинтересовался обращением с парусом и рулем; приобщенный к этому искусству итальянскими матросами, он тотчас, словно по наитию, сделался настоящим моряком: должно быть, в нем взыграла кровь норманнов. Едва ступив на землю Италии, он немедленно отправился осматривать руины, сохранившиеся с римских времен в окрестностях Неаполя, — похоже, в нем проснулась любознательность археолога. Он пожелал совершить восхождение на Везувий и, приблизившись к самому кратеру, так бесстрашно собирал куски застывшей лавы, что тех, кто на это смотрел, дрожь пробирала. В Калабрии он услышал о старом отшельнике Иоахиме Флорском, который, как говорили, совершенно изумительным образом толковал Апокалипсис, и сразу же отправился к нему: удивительное зрелище, наверное, представляли собой этот калабрийский монах, пророчествовавший перед английским королем, и сам король, который, по словам спутников, «упивался его речами». Иоахим говорил о новой Церкви, о Церкви милосердия, молитвы и созерцания, хранящей дух святого Иоанна, которая, в соответствии с совершенно невероятными расчетами, должна была явить себя миру в 1260 г.