Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - Сьюзен И

— Пейдж... — Мой голос срывается.

Я подхожу к ней и беру на руки. Она холодна, словно бетонный пол.

Пейдж сворачивается в клубок у меня на руках, как делала в младенчестве. Я пытаюсь удержать ее на коленях, хотя теперь она для этого слишком велика. Даже ее дыхание на моей щеке холодно, словно арктический ветер. Возникает безумная мысль, что из нее, возможно, выкачали всю кровь и она никогда больше не будет теплой.

Мои слезы текут по ее щекам, словно наши мучения слились воедино.

— Как трогательно, — произносит за моей спиной бесстрастный голос.

К нам идет ангел со столь отрешенным выражением лица, что в нем невозможно различить ничего человеческого. Так может смотреть акула на двух плачущих девочек.

— Впервые вижу, что кто-то из вас ворвался сюда, вместо того чтобы попытаться вырваться.

В двустворчатых дверях позади него появляется слуга с очередным грузом ящиков для трупов. На его лице отражаются вполне человеческие чувства — удивление, беспокойство, страх.

Прежде чем я успеваю ответить, ангел быстро поднимает взгляд к потолку и наклоняет голову, словно собака, прислушивающаяся к тому, что могут услышать только собаки.

Я крепче прижимаю к себе худое тельце сестры, словно пытаясь защитить ее от всех мыслимых и немыслимых чудовищ.

— Зачем вам это? — шепотом выдавливаю я из себя.

Позади ангела предупреждающе качает головой грузчик. Вид у него такой, будто ему хочется спрятаться позади своих ящиков.

— Нет нужды что-либо объяснять мартышке, — говорит ангел. — Положи экземпляр туда, где

взяла.

Экземпляр? Меня охватывает ярость. Сердце жаждет крови. Руки дрожат от желания придушить эту тварь.

Как ни странно, мне удается сдержаться, и я лишь бросаю на него гневный взгляд. Моя цель — вытащить отсюда сестру, а не получить кратковременное удовлетворение. Я поднимаю Пейдж на руки и, шатаясь, иду навстречу ангелу.

— Мы уходим. — Едва эти слова срываются с моих губ, я осознаю, что лишь принимаю желаемое за действительное.

Ангел откладывает в сторону папку, которую держал в руках, и преграждает нам путь к двери.

— Кто разрешил? — Его голос звучит негромко и угрожающе. Он полностью уверен в себе.

Внезапно он снова наклоняет голову, прислушиваясь к чему-то, чего не слышу я. На гладком лбу возникает хмурая морщина.

Я делаю два глубоких вдоха, пытаясь побороть гнев и страх, и осторожно укладываю Пейдж под

стол.

А затем бросаюсь на ангела.

Я бью его со всей силы — без какого-либо расчета, мыслей, плана. Это всего лишь безумная, безудержная ярость.

Естественно, это ничто по сравнению с мощью ангела, даже самого слабого. Но у меня есть преимущество — неожиданность.

Мой удар отбрасывает его на стол, и я успеваю удивиться, как выдержали его полые кости. Я выхватываю из ножен меч. Ангелы намного сильнее людей, но на земле они вполне уязвимы. Ни один ангел, мало-мальски умеющий летать, не стал бы работать в подвале, где нет окон, через которые можно выпорхнуть. Вполне вероятно, что он не способен слишком быстро подняться в воздух. Прежде чем ангел успевает прийти в себя, я делаю выпад мечом, целя в шею. Вернее, пытаюсь.

Он быстрее, чем я думала. Схватив меня за запястье, ударяет им о край стола. Руку пронизывает мучительная боль. Пальцы разжимаются, выпуская меч, который с лязгом падает на бетонный пол. Слишком далеко падает — не дотянуться.

Пока ангел неспешно встает, я хватаю с подноса скальпель — на вид хрупкий и бесполезный. Мои шансы победить врага или даже ранить близки к нулю. Мысль об этом лишь добавляет мне злости.

Я швыряю в него скальпель, который попадает в горло. Пузырящаяся кровь пятнает его белый

халат.

Схватив стул, я с размаху бросаю его в ангела, прежде чем тот успевает опомниться. Он отшвыривает стул в сторону, словно скомканную бумагу.

Прежде чем я спохватываюсь, он швыряет меня на бетонный пол и душит, перекрывая мне не только воздух, но и доступ крови в мозг.

Еще пять секунд, и я потеряю сознание. Резко подняв руки, я бью по его предплечьям.

Это должно сработать против удушения. На тренировках у меня всегда получалось. Но сила захвата нисколько не ослабевает. В панике я не учла его сверхъестественную мощь. В последней отчаянной попытке я сплетаю пальцы и с силой бью кулаками по сгибу его руки. Его локоть на мгновение дергается назад, но тут же возвращается на место. Время вышло.

Я инстинктивно вцепляюсь ногтями в его руки, словно и не было в моей жизни уроков самообороны. Но он продолжает сжимать мое горло словно стальными клещами. В ушах отдается бешеный стук сердца, голова кружится.

Лицо ангела холодно и безразлично. На нем проступают темные пятна. Я понимаю, что мне уже отказывает зрение.

Перед глазами все плывет.

На меня накатывает тьма.

Кто-то с силой врезается в ангела. Передо мной мелькают волосы и зубы, слышно звериное рычание.

На мою рубашку капает что-то теплое.

Руки ангела отпускают мое горло. Исчезает и его вес.

Я судорожно вздыхаю, обжигая воздухом легкие, и сворачиваюсь в клубок, заходясь в кашле.

На рубашке кровь.

Моих ушей достигает дикое ворчание и рык. Слышны также звуки рвоты.

Позади ящиков для трупов блюет слуга-грузчик. Даже при этом взгляд его устремлен куда-то за мою спину, а глаза раскрыты так широко, что кажутся белыми вместо карих. Он смотрит на источник крови, пропитывающей мою одежду.

Отчего-то у меня нет никакого желания оборачиваться, хотя я знаю, что надо.

Я поворачиваюсь, и увиденное повергает меня в ужас. Не знаю, что потрясает меня больше, и мой несчастный разум мечется от одного к другому.

Белый халат ангела намок от крови. Вокруг него валяются куски подрагивающего мяса, похожие на разбросанные по полу клочья печени.

Кусок плоти оторван и от его щеки.

Он бьется в судорогах, словно одержимый чудовищным кошмаром. Возможно, так оно и есть. Возможно, то же происходит и со мной.

Над ним склоняется Пейдж, вцепившись ручками в его рубашку, чтобы крепче удерживать содрогающееся тело.

Ее волосы и одежда забрызганы кровью. Кровь стекает по лицу.

Ротик раскрывается, обнажая ряды блестящих зубов. Сперва мне кажется, будто кто-то поставил ей длинные коронки. Но это не коронки.

Это лезвия.

Она вгрызается в горло ангела, мотая его, словно собака игрушку, и отрывает окровавленный кусок плоти.