Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

В любом случае, сначала имело место непонимание смысла, а затем этот во многом «непонятный» текст был перезаписан новыми знаками «со слуха». И естественно, что в процессе такого «восстановления» (или перезаписи по памяти) главной ошибкой была такая, что вместо истинного первоначального иероглифа записывался его омоним. Но даже не это является сейчас определяющим. В древних текстах стандартны такие случаи, когда омоним сознательно ставился на место истинного иероглифа и как бы принимал на себя значение этого истинного. Часто это объяснялось тем, что омоним был проще в написании или более распространен в языке. А сами китайцы склонны были видеть в омонимии внутреннюю смысловую близость иероглифов.

Для подтверждения этих слов приведем первое суждение Лунь юя в переводе В. М. Алексеева и с комментариями Чжу Си, которые до сегодняшнего дня считаются наиболее авторитетными (Беседы и суждения Конфуция. СПб.: ООО «Издательство “Кристалл”», 1999, стр. 910, 912):

1.1. Он сказал: «Учиться и при том все время в усвоенном упражняться…».

«Учиться» – значит, подражать… (комментарий Чжу Си – Г. Б.).

И далее следует примечание В. М. Алексеева: «Элементарный прием элементарной пока еще “китайской филологии” заключается, между прочим, в том, что при объяснении термина берется фонетически измеримое с ним слово и внушается мысль о невольном сближении семантическом (смысловом). Доказательств и общих принципов (“законов”) обыкновенно не приводится. Филологу XII в. (Чжу Си – Г. Б.), сопоставляющему здесь Сюэ и сяо (в то время более близкие по звуку), это более извинительно, чем нынешним китайским филологам».

Но это было «извинительно» и во времена Раннего Чжоу, когда, например, важнейшее понятие Дэ («благодать») на регулярной основе уравнивалось и обыгрывалось в смысловом отношении с его омонимом дэ – «получать», «найти». В. М. Крюков в книге «Текст и ритуал» (стр. 21, 23) описывает другой характерный пример омонимии в текстах Раннем Чжоу. Вот что он пишет:

Древнекитайские надписи на бронзе – это всегда надписи ритуальные (курсив авторский – Г. Б.) <…> Очень многие инскрипции завершаются фразой о том, что изготовленный сосуд «будет использоваться в качестве сокровища (бао) поколениями детей и внуков на протяжении десяти тысяч лет».

Ключом к пониманию приведенной ритуальной формулы является слово бао («сокровище»). О семантике данного знака можно судить по его графической форме. Он представляет собой изображение нефрита (юй) и раковины (бэй) под крышей <…> Древние китайцы издавна почитали нефрит и раковины каури как драгоценность, приписывая этим предметам священные качества <…> Понятие бао – это «сокровище» в буквальном смысле, т. е. нечто подлежащее сокрытию, схоронению <…> Синонимом бао в языке раннечжоуских цзиньвэнь (надписи на бронзовых сосудах) являлся омонимичный термин бао – «хранить», «оберегать». В инскрипциях на бронзе эти две категории были взаимозаменяемы.

Отметим, что рисунок омонима «хранить», «оберегать» принципиально отличается от рисунка «сокровище». Иероглиф «хранить» состоит из ключа «человек» (жэнь) и, справа от него, знака «дерево» (му) с рисунком «ограды» сверху (графически подобен иероглифу «рот-прямоугольник»).

То есть речь в данном случае не может идти о том, что древние комментаторы, в том числе текста Лунь юй, были «примитивными филологами» (к чему склоняется В. М. Алексеев); речь идет об исторически сложившейся картине понимания иероглифического письма у того народа, который изначально являлся (и является) его носителем. И такой совершенно законный и освященный традицией способ могли взять на вооружение – причем, совершенно искренне! – те мужи-комментаторы, которые создавали традиционное понимание текста Лунь юй для государства. При очередном переписывании обветшавшего свитка они вместо первоначального иероглифа могли поставить его омоним.

Зададим себе вопрос: а каковы, все-таки, были основные принципы происшедшего смыслового перекодирования текста Лунь юй? Ответ ясен, и здесь не возникает ни малейшего сомнения: все то, что было связано с ритуалом и с жертвоприношениями предкам – тем предкам, через которых и Раннее Чжоу, и сам Конфуций черпали силу Дэ, – всё это секуляризировалось, т. е. переводилось на рельсы всецело социальных понятий и взаимоотношений. Потому что в обществе исчез интерес к самому Дэ, а значит, и необходимость в обращении к духам предков. В духовном отношении аристократы превратились в тех плебеев, для которых «духовных истин» не существовало. В Китае произошло фактическое духовное «вырождение нации».

Итак, в рассматриваемом нами суждении имеет место, судя по всему, случай замены самого иероглифа: поставлен омоним вместо истинного. Сама логика этого суждения подсказывает читателю, что оно должно быть обращено к какому-то достаточно ограниченному кругу лиц, а не ко всем «младшим братьям (ди) и сыновьям (цзы)», хотя самого этого слова – того, которое бы ограничивало этот круг, – мы здесь не видим. И если рассматривать этот текст с грамматической точки зрения, то функцию или роль такого «ограничителя» как раз и мог бы играть этот самый иероглиф ди, который в имеющемся тексте стоит как бы «не кстати».

Если мы обратимся к Словарю, – сразу же найдем подходящий по смыслу омоним. Это ди (БКРС № 6556) – иероглиф, состоящий из ключа «алтарь» и известного знака ди – «господь», «правитель», «предок», который входит в иероглиф Шан ди – «первопредок» (высший глава сакрального пантеона династии Шан-Инь). Выбранный нами омоним имеет следующие значения: «*большое жертвоприношение в храме предков», «*совершать обряд жертвоприношения», а также это слово входит в словосочетания «*совершать жертвоприношение душам царственных особ» и др.

Подставив этот омоним в текст суждения, получим следующие необходимые нам значения: «сын, имеющий право совершать обряд жертвоприношения», или «молодой человек, имеющий какую-то категорию доступа к жертвенному обряду». Кто именно являлся этим ди цзы? – Любой юноша, достигший определенного возраста? Или тот, кто прошел специальный отбор или посвящение? Мы этого не знаем, да это и не так важно. Важно то, что к такому молодому человеку уже предъявляются особые требования.

И далее по тексту уже понятно, что когда такой человек выходит из своего дома, – он должен быть ди, но не в качестве «младшего брата», а в качестве «совершающего жертвоприношение». То есть Конфуций требует от таких учеников, чтобы они не забывали этот обряд ди, и к своему поведению на улице относились так, как будто этот обряд они совершают постоянно: они должны постоянно видеть перед своими глазами «алтарь» и устремлять свои мысли к Верховному Первопредку (аналогом для христианина является «Отец»). Пусть на практике это реализуется только в виде «смирения» по отношению к тем случайным ситуациям, которые в обязательном порядке случаются с каждым из нас на улице. Это «смирение» в быту и «смиренное поклонение предкам» или «принесение своего смирения в качестве жертвы» было уже непонятно современникам Конфуция, не говоря