Темный принц - Кристин Фихан

Он умолял ее, голос у него был тихий и убедительный.

Она закрыла глаза, сдерживая навернувшиеся слезы.

— Я хочу поспать.

Рейвен нуждалась в большем количестве крови. Передача пройдет легче, если она не будет понимать, что с ней происходит. Исцеляющий сон земли дарует ей спокойствие и ускорит исцеление тела. Михаил выполнил просьбу и отправил ее в глубокий сон.

Рейвен проснулась в рыданиях, обхватив Михаила за шею и прижимая к себе, ее горячие слезы капали ему на грудь. Он, защищая, притянул ее ближе, удерживая так крепко, как только мог. Она казалась настолько хрупкой и легкой, словно могла улететь. Михаил позволил ей выплакаться, поглаживая по волосам.

Когда она стала успокаиваться, он на своем родном языке нежно и ласково прошептал ей слова утешения и надежды.

В конце концов Рейвен, измученная и утомленная, устроилась в защитном кольце его рук.

— Хоть на это и потребуется время, малышка, но дай нашим способностям шанс. Существует множество удивительных вещей, которые мы можем делать. Сосредоточься на том, что может принести тебе радость. Возможность видоизменяться, летать рядом с птицами, бегать в стае волков.

Зажав рот кулаком, она постаралась подавить рвавшийся из горла звук — что-то среднее между криком от страха и истерическим смехом. Михаил потерся подбородком о ее макушку.

— Я бы никогда не оставил тебя один на один со всем этим. Ты можешь рассчитывать на меня.

Рейвен закрыла глаза, пытаясь остановить истерику.

— Ты даже не понимаешь, как чудовищно то, что ты сделал. Ты забрал мою сущность. Не надо, Михаил! Я чувствую, твой протест скользит в моем сознании. Что, если бы ты однажды проснулся не карпатцем, а человеком. Не способным больше летать. Не обладая ни особенной силой, ни исцеляющим даром земли, не имея способности слышать и понимать животных. Ушло бы все, что составляло твою сущность. А чтобы выжить, пришлось бы есть мясо.

Она почувствовала его мгновенное отвращение.

— Вот видишь, все эти вещи карпатцы считают отвратительными. Я боюсь. Я смотрю в будущее и так напугана, что не способна соображать. Я слышу, я чувствую. Я...

Она замолчала, прежде чем сделать признание.

— Разве ты не видишь, Михаил: я не могу сделать это даже ради тебя.

Он погладил ее по волосам, по щеке.

— Ты узнала все это за слишком короткое время. Твой сон был глубоким и безмятежным.

Он не стал говорить, что во время сна ей дважды давали кровь, что ее тело изменилось, освобождаясь от присущих человеческому телу токсинов. Он понимал, что она должна постепенно осознать все аспекты их образа жизни.

— Ты хочешь для нас вечного покоя?

Она сжала пальцы в кулак и ударила его в грудь.

— Не для нас, Михаил, для меня!

— Ни тебя, ни меня не существует. Есть только мы.

Она сделала глубокий вдох.

— Я даже не знаю, что или кто я теперь.

— Ты — Рейвен, самая красивая, самая храбрая женщина, какую я когда-либо знал, — сказал он с подкупающей искренностью, все еще гладя ее по волосам.

— А я смогу жить, не питаясь кровью? На соке и вегетарианской пище?

Он переплел ее пальцы со своими.

— Как бы мне хотелось, чтобы это было возможно для тебя, но — нет. Ты должна будешь пить кровь, чтобы жить.

Она издала нечленораздельный звук, отпрянув. Это было слишком. Слишком страшно, чтобы воспринимать это всерьез. Ей хотелось верить, что это всего лишь ночной кошмар.

Михаил сел, позволив ей отодвинуться, и убрал простыню с ее тела. Ее сознание отказывалось воспринимать объяснения, не желая ничего знать. Чтобы отвлечь ее, он наклонился, осматривая ее живот, пальцы нежно прикасались к побелевшим шрамам.

— Твои раны почти зажили.

Она приподнялась, пораженная.

— Это невозможно.

Он отвел руки, чтобы ей было видно. Длинные белые шрамы. Ее глаза расширились от изумления. Глаза Михаила потемнели и вспыхнули огнем, опалив ее обнаженную грудь. Рейвен прикусила нижнюю губу и покраснела всем телом. Она вцепилась в простыню и натянула ее на себя.

Его белоснежные зубы блеснули в хищной улыбке — в нем проснулся мужчина. Он склонился к ней, скользнув губами по ее уху, и заговорил, обдавая ее горячим дыханием.

— Я целовал каждый дюйм твоего тела. Я побывал в каждом укромном уголке твоего сознания.

Он прикусил мочку ее уха, и по спине у нее пробежали мурашки.

— Румянец тебе идет.

Рейвен осознала, что она сидит, затаив дыхание, а по ее телу разливается тепло. Она прижалась лбом к его мускулистой груди, чтобы он не увидел ответную вспышку в ее глазах.

— Михаил, — предупредила она, — у тебя не получится изменить то, что я чувствую, как бы ты меня ни соблазнял. Я знаю, что не смогу думать иначе.

— Я слышу твои мысли, малышка. Ты закрыла свое сознание.

Сказанные шепотом слова соблазняли.

— Я дам тебе все, чего ты ни пожелаешь. Мне больше не вынести твоего несчастного вида.

Его рука тронула ее грудь и замерла там, где билось сердце.

У нее внутри все сжалось, когда она догадалась о его намерениях. Сладкий запах горячей крови смешался с его диким мужским ароматом. И прежде чем Рейвен смогла его остановить, его кровь потекла по его груди. Инстинктивно она прижала ладони к ране.

— Остановись, Михаил! Не делай этого! — с дикими от страха глазами крикнула Рейвен, и слезы хлынули из ее глаз. — Пожалуйста, скажи, что сделать, чтобы спасти тебя.

Отчаяние звучало в ее голосе.

— Ты можешь остановить это.

— Я не могу, Михаил. Прекрати, ты пугаешь меня! Она давила на рану изо всех сил, но кровь продолжала течь между пальцев.

— Твой язык обладает исцеляющей силой, как и твоя слюна.

Он сказал это мрачно, будто гипнотизируя, и откинулся назад, словно силы его убывали.

— Но не препятствуй моему решению. Может быть, ты и не хочешь жить, но я отказываюсь возвращаться в мир тьмы.

В отчаянии она склонила голову ему на грудь и провела языком по краям раны — она закрылась, словно ее и не было. Отвращение было в ее сознании, но не в теле. Что-то дикое в ней подняло голову, ее глаза стали сонными и чувственными. Тепло, свернувшееся в кольцо, распространилось по всему телу, и она почувствовала сильный голод, страстное желание. Она хотела большего, хотела наслаждения, дать которое мог только он.

Руки Михаила запутались в ее волосах, обхватывая голову и откидывая назад, открывая горло. Губами он прошелся по ее нежной коже, нашел неистово бьющуюся жилку.