Зеркало наших печалей - Пьер Леметр

– А все-таки? – не отставал Ландрад. – Как поступят с нами немцы? Предложат высокие должности в рейхе?

Совсем невероятно.

Логика товарища не убедила Габриэля.

– Да как бежать-то? Без документов, без денег…

– Если не сорвемся в ближайшее время, у тебя будет выбор. Между пулей в живот и пулей в спину…

В наступившей тишине Габриэль услышал, как стучит зубами молодой коммунист.

– Станет одним придурком меньше, – буркнул Рауль и отвернулся к стене.

Мало-помалу шепот стих.

Фернан посмотрел на часы: через час его сменят. Он беспокоился о мешке с деньгами под койкой. Вряд ли кто-нибудь рискнет заглянуть внутрь, но поди знай… «У тебя совесть нечиста, потому ты и дергаешься…» – объяснял он себе и старался думать только об Алисе. Он так и не сумел перезвонить ей в Вильнёв, чтобы хоть на секунду услышать любимый голос и понять, как она себя чувствует. Фернан отдал бы все на свете за миг общения с женой… Но как объяснить ей, такой чистой и честной, откуда взялся миллион франков?

Сейчас мысль о путешествии в Персию, ради которого он поддался искушению, казалась ему неимоверно, чудовищно глупой. Он стал вором ради исполнения фантазии, которую Алиса вовсе не хотела воплощать в реальность. Мечты всего лишь помогали ей не замечать болезнь… Фернан совершил преступление и превратился в человека, за которого Алиса никогда бы не вышла замуж.

– Тишина! Не испытывайте мое терпение!

Окрик принес облегчение. Еще полчаса, и он отправится спать, ляжет на бок и вообразит, что обнимает Алису.

В шесть утра Хауслер собрал своих людей:

– Напоминаю всем охранникам, что они переведены под мою команду и не имеют права разговаривать с арестантами! Нарушители займут место среди этих отбросов общества. Выбирать вам.

Во время этой энергичной речи Фернан наблюдал за лицами своих «надзирающих», пожилых, отозванных с фронта пехотинцев, солдат, понимающих, что это их последняя миссия, после которой они присоединятся к общей массе французов, проигравших одну из самых коротких войн в истории.

Меньше часа спустя они продемонстрировали полную беспомощность перед лицом оголодавших заключенных.

В барак ворвался разъяренный Борнье.

– Если вам что-то не нравится, попробуете наших пулеметов! – заорал он.

Искренность была сильной стороной натуры Борнье. Голод она не утолила, но пыл заключенных остудила. Рауль мысленно похвалил себя за наблюдательность: он не ошибся в «диагнозе», этот тип по-настоящему опасен.

Фернан мог бы перетасовать контингент, перемешав «кланы», но не стал этого делать, чтобы не накалять обстановку еще сильнее.

Утром некоторые соорудили примитивные шашки и домино и засели за игру, Рауль взял верх в первом же туре в бонто.

Капитан Хауслер сильно нервничал и без конца донимал связистов, пробуя добиться хоть каких-нибудь указаний и вытребовать довольствие, но либо попадал не на тех людей, либо вообще не получал ответов.

Подошла очередь Габриэля и Рауля «подышать воздухом», оба попробовали размять ноги, потом Ландрад принял независимый вид и отошел поболтать с пожилым охранником, который плевать хотел на все указания начальства.

– Боши форсировали Сену, они уже рядом со столицей, где-то на западных подступах.

«Если немцы войдут в Париж, всему конец! – думал Рауль. – А как они поступят с тысячами арестантов?»

Завыла сирена воздушной тревоги, и все попадали на землю. Рауль лежал рядом с дверью и мысленно прощался с жизнью, но немцы по какой-то причине не стали сбрасывать бомбы, а вдалеке послышался рокот моторов французской авиации.

– Вечно они опаздывают… – проворчал Борнье.

Рауль вернулся к Габриэлю.

– Если бежать, то сейчас, лучше момента не будет, – тихо сказал он. – Никто не обратит на нас внимания.

– Как ты намерен выбраться из лагеря?

Ландрад не ответил. Он оглядывал окрестности, прикидывая возможность и выстраивая в голове детальный план спасения.

– Во время следующей тревоги проверим наши возможности.

С этого момента Рауль во время каждой прогулки считал количество шагов от одного пункта до другого. Выбирал наилучшие траектории, прикидывал альтернативные решения.

Около двух часов дня появился грузовик интендантства. Полученный паек привел Фернана в отчаяние: полуторакилограммовая буханка хлеба и коробка паштета на двадцать пять человек и маленькая головка камамбера[61] на пятьдесят.

Раздавать еду пришлось под усиленной охраной: люди могли взбунтоваться в любой момент.

– Они хотят уморить нас голодом! – выкрикнул один арестант.

– Предпочитаешь получить пулю, сволочь? – Борнье был в очень дурном настроении, видимо, допил заначенное красное вино. – Ну так что выбираешь, а?

– Успокойся… – вмешался Фернан.

Он дружеским жестом похлопал подчиненного по плечу, но тот не унялся:

– Скажите спасибо, что вас не давят, как тараканов, мерзавцы!

Габриэль нахмурился, понимая, как прав был Рауль, назвав Борнье «опасным человеком».

– Первый, кто еще раз раскроет пасть… – ярился Борнье.

Закончить фразу он не успел – Фернан вытолкал его за дверь и приказал одному из солдат занять его место.

Выяснилось, что табак тоже скоро закончится, и это наверняка спровоцирует новые осложнения.

Фернан приказал всем вернуться в помещение и расставил охрану у двери и окон.

– Не беспокойся, Луиза, я устроюсь на ночлег внизу.

Мсье Жюль широким жестом предоставил в распоряжение своей пассажирки салон «пежо». Он вознамерился провести ночь под днищем, что было, мягко говоря, смело, учитывая его комплекцию. Луиза тактично не интересовалась: «Ну как вы там?» – и чуть позже услышала доносившийся с обочины храп.

Мсье Жюль лежал на спине, сложив руки на толстом животе, и на секунду показался ей мертвым. На мгновение у Луизы сжалось сердце, и она снова подумала, как важен для нее этот толстяк.

Заднее сиденье оказалось недостаточно широким, она всю ночь боялась упасть, и ей снились акробатические кошмары, а справа и слева урчали моторы: многие не захотели останавливаться из страха, что их место в караване займет кто-то другой.

После импровизированного пикника Луиза развязала тесемки папки, которую отдала ей Анриетта Тирьон, и подосадовала, что в спешке забыла на кухонном столе фотографию младенца Рауля…