Пожизненный найм - Катерина Кюне

Он стал по-другому одеваться, совершенно забыл про медитативную дыхательную гимнастику для менеджеров, самосовершенствование и контроль за мыслями. Зато перестал есть мясо, выложил дорожки плиткой самой актуальной расцветки и текстуры, пустил кусты клубники вьющихся сортов по ультрамодным шпалерам из разноцветного стеклопластика с пузырьками внутри и поставил на участке садовых гномов. Он жил простой, здоровой жизнью. В книжных магазинах, проходя тянущуюся от входа «улицу красных фонарей», где романы об офисном планктоне в призывных, кричаще ярких обложках зазывают клиентов, он даже не глядел по сторонам, а прямым ходом направлялся в отдел «Сад и Огород». Впрочем, на русском языке хорошая «клубничная» литература издавалась редко. Но не зря же Федя зубрил языки в школе и институте. Он скачивал в Интернете англо– и франкоязычные книги, а кроме того был подписан на несколько европейских интернет-журналов. А человеком, о котором Федя говорил не иначе, как почтительно и с восхищением был теперь не какой-нибудь топ-менеджер, а престарелый огородный гуру Павел Траннуа.

Когда строгое распоряжение найти террористов в срочном порядке спустилось до уровня начальника следственного отдела ФСБ, на расследование и поимку оставалась неделя. Свидетельских показаний были огромные кипы, но все они никуда не вели. Единственные зацепки: неизвестный, назвавшийся Андреем, который, очевидно, свел близкое знакомство с архитекторшей, и человек, приходивший к владельцам «Гоши и Коши» под видом сотрудника спецслужб. Но и архитекторша и пожилой армянин очень мало и невразумительно рассказывали об обманувших их людях, следы этих неизвестных обрывались и найти их, выяснить кто они и откуда не представлялось возможным. Тем более, сейчас они уже наверняка давно и плотно залегли на дно вместе со своими сообщниками. А отчитываться было нужно. Посему, пораскинув мозгами, фсбшники решили взять кого-нибудь, на кого можно повесить вину и кто подойдет на роль зачинщика терракта. Например, организатора и руководителя уморительного кружка юных спиритов, ведьм и прочих клоунов.

За кружком присматривали уже давно, его бессменный верховный медиум Борис Орлов был фсбшникам хорошо известен. В сущности, деятельность кружка была смехотворна и никакого серьезного урона никому не наносила, но наблюдения за ней принесли сотрудникам следственного отдела немало веселых минут. Так что они даже с некоторым сожалением приняли решение пожертвовать Борисом. Но что было делать? «Слушайте, ну он же у нас колдун! Он там пошарит своим всевидящим оком, все нам про всех расскажет, мы кого надо возьмем, ему – так вообще благодарность…» – похохатывали фсбшники.

Через два дня сотрудники ФСБ состряпали отчет, их пресс-служба тоже отработала оперативно и грамотно – заголовки новостей пересказывала вся страна: «При обыске квартиры подозреваемого в организации терракта в Танит-групп обнаружена подпольная лаборатория». «Подозреваемый в организации терракта синтезировал амфетамины». «Организатор терракта в Танит-групп изготавливал наркотики в домашней лаборатории». «Убийства в Танит-групп организовал мелкий нарко-дилер и чернокнижник». «Терракт в Танит-групп организовал наркоман-сатанист». «Следствие сомневается в психической вменяемости организатора жестокой бойни в «Танит-групп». Подкрепленные фотографиями молодого человека в растамански яркой одежде и живописными описаниями найденных у него дома сатанинских книг, химического оборудования, всевозможных колб и трубок, а также сырья для производства амфетаминов – фенилацетона, формамида и соляной кислоты, новостные сообщения заставляли домохозяек и отцов семейств вздрагивать и проникаться кипучей ненавистью к подозреваемому. Как же – вот он, один из тех, кто сманивает их детей с пути истинного!

Подозреваемые, как водится, становились в устах журналистов преступниками де факто, еще до решения суда – видимо, по принципу «всесильные спецслужбы кого попало винтить не станут».

За Борей пришли утром. Перед этим он сидел на полу с «Философскими обителями» Фулканелли, держа книгу в столбе некрепкого, словно разведенного, сентябрьского солнца, падающего из восточного окна. Солнце, усиленное стеклом, приятно грело руки, казалось, что оно немного испаряет бумагу, во всяком случае, Боря чувствовал еле заметный специфический запах нагретых страниц. В дверь позвонили, но поначалу это не вызвало никакой тревоги – к Боре, который не держал юникомов, часто приходили вот так, по старинке, без предупреждения. Он аккуратно заложил книгу обрывком почтового конверта с наклеенными марками, и положил ее на палас, в тень, близко к границе с солнечным столбом, встал и пошел открывать. Тем временем в дверь позвонили снова, на этот раз долго, дерзко, настойчиво. Теперь стало понятно, что это не друзья. Боря вышел в прихожую, хотел глянуть в дверной глазок, но услышал из-за двери: «Что, выбивать?» и понял, что смотреть бесполезно. Он открыл, за дверью стоял участковый и трое в штатском.

– Борис Андреевич Орлов?

– Да.

Дальше всё произошло молниеносно, Боря даже не успел ничего сообразить. Он оказался прижат лицом к стене рядом с дверью, ему заломали за спину руки, хотя он, конечно, даже и не думал сопротивляться. Потом: «вы арестованы по подозрению в организации террористического акта статья 205 уголовного кодекса…» и что-то еще, какие-то бубнящиеся, клокочущие, как объявление в трамвае, слова.

После этого на Борю надели наручники. Он смотрел на происходящее словно из сна, словно сквозь очки из тумана, но тут сообразил, что так нельзя, в этой ситуации он не должен ничего упустить, и Боря сделал несколько глубоких вдохов-выдохов пока туман немного не рассеялся. Тогда он спросил, можно ли взять белье, мыло и полотенце, но, видно, он был слишком опасный преступник, чтобы дать ему еще хотя бы минуту свободы, пусть даже в эту минуту он будет передвигаться по квартире в наручниках и под конвоем. «Родственники передадут» – ледяным тоном суперагента на задании ответил Боре один из троих. Участковый вообще все время молчал и даже не зашел в прихожую, так и болтался в нерешительности у дверей, как будто чтобы переступить порог ему требовалось распоряжение старших по званию, но эти старшие распорядиться забыли.

Борю вывели из квартиры, провели по беззвучному, как это всегда бывает поздним утром в будни, коридору, завели в лифт. «Что же будет теперь?.. Солнце переползло, наверное, выгорит обложка… Что они могут знать?.. Ничего-ничего, главное, чтобы не добрались до Андрея с ребятами… Нет, Андрея им не достать, он слишком умный, слишком осторожный. Если только я… Но это нет…» – путано думал Боря, глядя на хорошо знакомую надпись, выведенную красным маркером на стене лифта. «Гомон неугомонный» – гласила она. «Это как «город городить», это очень по-русски, – подумал Боря, как думал уже, наверное, множество раз при виде этой надписи. Мысли в его голове рассыпались сразу полными спичечными коробками, натыкались друг на друга, вспыхивали деревянными букетами. «Гомон неугомонный у меня в голове, вот что это значит. Какое оно тонкое, как это легко – вывести из равновесия…».

Наконец, перед Борей распахнули дверь подъезда, и он ступил в настойчивое, хоть уже и начавшее увядать солнце, льющееся с неба. Раньше, когда он думал о своем возможном аресте, ему всегда представлялся серый, пасмурный день, может быть, сыпется мелкий, колючий снег, может быть, моросит мелкий дождь, или ничего, просто серо-молочное небо, осевшее на город. Наверное, все так представляют себе подобные дни.