Жили-были… - Сергей Иванович Чекалин

Он сам посчитал, что уже вполне этому научился. Сел, тронулся с места, поехал, скорости переключал правильно, и с рукояткой газа управлялся тоже правильно. Накатался, поехал к нам, зрителям. Слышим, что-то кричит. А кричит он просто страшным голосом: «Как остановиться? Как остановиться-то??!» Это надо было видеть: на движущемся мотороллере сидит очень бородатый дед и что-то громко кричит. Оказывается, зятья научили его только троганию с места и движению, а вот про остановку просто забыли. Дядя дал несколько кругов по мокрому лугу (только что прошёл сильный дождь) всё с таким же криком, «как остановиться-то!». Один из зятьёв перехватил его на каком-то кругу, прокричал: «Не газуй!» Но у дяди и со страху скорость была сравнительно большая, да ещё он услышал «газуй», не услышав частички «не», поэтому подбежать и помочь к движущимся двум живым душам было уже невозможно. Но он понял, всё-таки, что газовать сильно нельзя, но и сбавить газ до конца не мог, потому что рука застыла в каком-то положении, а дальше ручку газа не прокручивала, ни туда, ни сюда. На одном из кругов дядя въехал в дождевую лужу, к счастью — на повороте руля. Вот это его и остановило, поскольку обе живые души оказались на боку в луже.

Но потом он даже из Шишково приезжал на мотороллере к родительскому дому в Яковлевском, и потом уже и из Серебряных Прудов приезжал к ним в Яковлевское и в Узуново…

Вспоминаю рассказ дяди Пети о своём пальто, которое они с Фаиной Ивановной купили в Москве на барахолке (на рынке) перед самым переездом из Москвы в Яковлевское (Шишково). Пальто это я видел, да и в руках подержал, поэтому вспомнилось об этом и появилось некоторое желание об этом и рассказать. Тяжести оно было необыкновенной, даже неимоверной, прочное, как броня на танке Т-34, а то и «Клим Ворошилов». Если его не надевать, а просто поставить на пол, то оно так и оставалось этаким шатром-балахоном. Но какое-то время дядя Петя его носил. Потому что куда деваться-то? Больше одеть было нечего. Ещё была телогрейка, но она для работы, а в люди выйти в ней неудобно. Выйти в люди было непременно обязательным. Сходить, например, попить пива в буфете на станции Узуново. В то время на станции Узуново был буфет, в котором, кроме всего прочего, иногда появлялось даже пиво. Даже, кажется, и бочковое. Мы, когда появились в тех местах, ещё застали этот буфет на вокзале, года два или три он при нас существовал. Так вот, для того, чтобы попить пиво, надо было одеться прилично, почти как в ресторан, за неимением какого и буфет был тем самым раком, который на безрыбье именуется рыбой. Дядя Петя ходил в буфет в том самом неподъёмном пальто. До некоторой поры. С каких-то пор один из буфетных попутчиков пристал к дяде Пете с вопросом:

— Ну и пальто!!! Вот так пальто!!! Где же ты такое взял? А?

Раз так спросил, другой, а на третий дядя Петя переоделся в телогрейку, а пальто было отправлено на крюк поближе к сараю на сохранение до «лучших времён», которые скоро и наступили, и о которых дальше я немного расскажу.

Переехали мы в деревню Яковлевское в конце 1965 г. Я остался сначала в Полетаево доучиваться в школе, ещё две четверти, но потом и меня, после Нового года, забрали туда же, мама приехала и забрала. Сначала жили мы в одной комнате восемь человек: папа, мама, бабушка Вера, я, жена брата, Надя с дочкой Олей (брат Михаил в это время уже служил в армии, на Сахалине), сестра Валя, да ещё Соня, сестра Нади. Это была не комната, а сплошная кровать по периметру, а в середине — круглый обеденный стол. Потом, ещё до возвращения брата из армии, нам дали на нашу семью отдельную квартиру из трёх комнат, проходных друг через друга, на семью брата — отдельную, двухкомнатную, всё в том же доме, но в разных подъездах. Наш подъезд был двухквартирный. Через некоторое время, примерно в 1967 году, в соседней с нашей квартире поселился Годин Николай Поликарпович с семьёй: ещё жена и сын, Михаил, года на два моложе меня. Второй их сын, старший, жил отдельно. Николай Поликарпович был уже пенсионером, а до пенсии работал где-то под Архангельском надзирателем в тюрьме. После выхода на пенсию семье Годиных дали сначала немного пожить здесь, а попозже дали им квартиру городского типа в Подольске, на Большой Серпуховской улице. Я уже после их переезда в Подольск был как-то у них на проводах Миши в армию. Они жили не в самом Подольске, а на станции «Весенняя», кажется. Так вот этот дотошный Николай Поликарпович заинтересовался, почему это родной брат Веры Ивановны, бывшей в девичестве Барановой, бабушки моей, прозывается Счастливым, такой необычной для русского слуха фамилией, да ещё и Семёновичем, а не Ивановичем. Бабушка уж и так, и сяк, мол, это двоюродный брат, от тётки. А оба здорово похожи друг на друга. Такая схожесть, бывает, конечно, и у двоюродных. Но до соседа это не дошло. Он, вероятно, и заявил куда следует. И совпало это как раз с тем, что у дяди Пети сгорел дом в Шишково и все его документы. Наступило то самое «лучшее время», о котором я намеревался выше рассказать. «Лучшее время» для его пальто, которое сгорело при пожаре, так что совсем отпала необходимость в том, куда бы его деть. А вот документы пришлось «выручать» новые. Без пальто можно было прожить, а без документов никак не получается.

Я думаю, что по заявлению Николая Поликарповича делали запрос в края, где родился Пётр Селивёрстович Счастливый, а потом уже и запрос в места, где родилась бабушка. А может быть, что и не от Николая Поликарповича это пошло. Дело в том, что сваха дяди Пети, мать его зятя, Ботащука Славки, мужа приёмной дочки Валентины, была родной сестрой начальника милиции. Может быть, дядя Петя как-то по-родственному проговорился. Но вряд ли, скорее всего, что дочь его, Валентина, Славке рассказала, а уж он — матери. Впрочем, то и другое вряд ли было, поскольку происхождение этой странной фамилии держалось в строжайшем секрете. Во всяком случае, названное несоответствие стало известно в милиции.

Паспорт «выручался» долго, потом вызвали дядю Петю в милицию (а он о запросах, естественно, ничего и не знал), и начальник милиции сказал ему, прямо с порога в лоб и ошарашил:

— Так вот ты какой, Иван