Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большой проблемой при отборе мигрантов с Тубабао стал возраст, так как у многих беженцев трудоспособного возраста имелись родители преклонных лет. Одним из кандидатов, отвергнутых Австралией на основании неподходящего возраста, стал лидер общины Григорий Бологов, которому почти наверняка уже исполнилось пятьдесят, хотя, как и многие другие беженцы, он убавил себе десяток лет[504]. Как и архиепископ Иоанн, он уехал в итоге в США, когда те наконец распахнули двери для мигрантов, и со временем оставил заметный след в американской русской общине (хотя, в отличие от архиепископа, и не удостоился быть причисленным к лику святых).
Всего в 1949 году в Австралию были переселены 1 372 беженца с Тубабао. Двадцать второго июня на пароходе «Хейвен» из Самара (филиппинского порта отбытия) в Сидней отправился 341 беженец; затем 9 октября от острова отчалил «Мэрайн Джампер» с 834 пассажирами, из них кандидатуры 391 были одобрены Австралией для иммиграции; наконец, «Генерал Грили», прибывший 9 ноября, доставил еще 574 мигранта. Оставшиеся 56 тубабаоских русских прилетели самолетом из Манилы в начале декабря[505]. К декабрю 1951 года, согласно данным IRO, Австралия приняла с Филиппин уже 1 669 беженцев[506].
Учитывая желание Австралии принять прежде всего одиноких мужчин и женщин трудоспособного возраста, готовых выполнять физическую работу, прибывшая с Тубабао группа была далеко не идеальной. Из пассажиров «Хейвен» 47 человек указали, что им 50 лет или больше, а еще 46 человек признали, что им больше 40 лет (можно не сомневаться, что они убавили себе годы, так как это была та возрастная группа, в которой ложные заявления были самым обычным делом)[507]. Таким образом, как минимум 27 % пассажиров были старше сорока лет, а еще 14 % не достигли 16 лет: иными словами, менее 60 % попадали в предпочтительную категорию лиц от 16 до 39 лет. На борту «Генерала Грили», прибывшего в Австралию последним из трех пароходов, эта доля оказалась еще ниже – 53 %. Многие пассажиры приезжали семьями из двух или трех поколений, и лишь половина членов семьи были холостыми или незамужними. Пожалуй, можно усмотреть постепенное снижение моральных требований Австралии (или же возросшее понимание сущности старого Шанхая, откуда прибывали беженцы) в прибытии немалого количества пассажирок, назвавших себя разведенными или расставшимися с супругами: на борту «Генерала Грили» были почти исключительно женщины таких профессий, как мастер маникюра, массажистка, портниха и домработница[508].
Подавляющее большинство пассажиров всех трех пароходов записались русскими по национальности, и были еще довольно малочисленные группы тех, кто назвался поляками, украинцами, татарами и прибалтами (почти все они родились в Российской империи и говорили по-русски). Однако этот факт министр иммиграции Колуэлл предпочел обойти молчанием, когда в парламенте затронули вечно болезненный вопрос о советских паспортах. «Ни один из этих людей не имел русского [sic! – Авт.] паспорта», – заявил он в парламенте, отвечая на заданный враждебным тоном вопрос Лэнга после прибытия «Хейвен». Это не соответствовало истине, ведь сам Бологов признавал, что у половины русских шанхайцев имелись советские паспорта. На вопрос о национальной принадлежности прибывших мигрантов Колуэлл дал, мягко говоря, вводящий в заблуждение ответ. По его словам, среди пассажиров парохода были «бывшие жители Венгрии, Литвы, Эстонии, России, Польши, Латвии, Чехословакии и Румынии». На деле же, как показывает анализ списка пассажиров, 81 % были записаны русскими[509].
Хотя у русских, оказавшихся на Тубабао и затем прибывших в Австралию, имелся некий общий жизненный опыт, в целом состав этой группы был весьма разнородным. С одной стороны, там были совсем маленькие дети: например, трехлетний Павлик Ауманн, сын молодой разведенной Натальи Сейфуллиной, двухлетний Николай Ухтомский, сын и наследник князя Георгия, и крохотная Лариса Трескина, дочь будущего председателя сиднейского Русского клуба и первый ребенок, родившийся у русских беженцев на Тубабао. Семилетний Никита Гилев приехал вместе с матерью-вдовой, шестилетняя Катя Соловьева тоже вместе с матерью Валерией (подругой Наталии Сейфуллиной), записавшейся как не состоящая в браке женщина-музыкант. На другом конце возрастной шкалы находился, например, старейший иммигрант с Тубабао – 82-летний Николай Добровидов, приехавший в составе семьи из трех поколений: 41-летним радиооператором Александром и 15-летней Мариной[510].
Алекс и Ольга Пронины – первая пара, поженившаяся на Тубабао, – приехали на борту «Генерала Грили» одни, без родственников; другой бездетной парой, иммигрировавшей без родителей, были шанхайские врачи Анатолий Оглезнев и его жена Евгения Шаревич-Оглезнева (они прибыли на борту «Мэрайн Джампер»). Однако более типичными семейными группами были молодые супружеские пары лет двадцати или тридцати с небольшим, ехавшие с ребенком (детьми) и по крайней мере одним пожилым родителем. Джазовый музыкант Дмитрий Киреевский приехал не только с молодой женой и годовалой дочерью, но и с тещей и тестем – Валентиной и Аркадием Пикар, которые были активными антикоммунистами в Шанхае. Близнецы Володченко, родившиеся по дороге в Маньчжурию на КВЖД в 1914 году, прибыли на «Генерале Грили» с 56-летней матерью Ниной. Родившийся в Китае шофер Ибрагим Муратов, один из немногих в группе татар, приехал вместе с матерью-вдовой, поденной работницей, родившейся в России в 1906 году. Брат и сестра Гартунг, 20-летняя Ирина и 18-летний Игорь, приехали вместе с родителями, 53-летним Иваном и 39-летней Людмилой[511].
Неподходящий возраст иногда задерживал людей на Тубабао, хотя часто эта задержка оказывалась не слишком продолжительной. Николаю Харькову был 51 год, его жене – 48 лет, матери – 75 лет, в октябре 1949 года Харьковым и еще двум их родственникам не удалось отплыть на «Мэрайн Джампер», но уже