Дальше фронта - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни Чекменев, ни Розенцвейг, ни сам Великий князь не оказывали на судьбу Ляхова (и Тарханова тоже) жесткого, детерминирующего влияния. Они всего лишь функционировали в пределах собственных степеней свободы. И в каждом случае право окончательного выбора оставалось за ним.
Но результирующая их и многих других воль (Майи, прокурора Бельского, Маштакова, террористов, офицеров «Пересвета», совсем уже неприметных и даже неизвестных персон) толкала Вадима в единственном направлении. Как в русле громадной реки со всеми ее притоками, отдельные струи и течения, двигаясь и взаимодействуя самым причудливым образом, несут пловца (или судно) туда, где миллионы кубометров воды наконец-то обрушиваются вниз, образуя Ниагару или водопад Виктории.
И ведь самое смешное, что первый шаг в воду он сделал сам, позвонив в новогоднюю ночь Тарханову и предложив отметить праздник вместе. После чего все завертелось…
Знать бы только, сам ли он сделал этот звонок, или его аналог запустил цепь событий, после чего перешел в иной социально-психический статус.
Ляхов поймал себя на мысли, что думает сейчас не обрывочной смесью слов, образов и ощущений, как обычно, а словно читает про себя заранее написанный, стилистически выверенный текст. Это с ним тоже бывало, но не слишком часто.
Только занял этот внутренний монолог всего две-три секунды, так что Розенцвейг даже не обратил внимания на некоторую паузу, возникшую после ознакомления Ляхова с приказом. Вполне нормальное дело – прочел, теперь вникает, осмысливает задачу. Ничего экзистенциального.[60]
– Что же, камрад, сбегаем, посмотрим. Вы с текстом знакомы? – потряс Ляхов листком.
– Именно этот не читал, а смысл, наверное, знаю, если там не написано чего-то личного.
На приказе стоял гриф «секретно», поэтому в руки Розенцвейгу Вадим его не дал. Сложил вчетверо, спрятал в карман кителя.
– Личного – ничего. Сказано, что я должен координировать с вами свои действия. И только. То есть все будет, как и раньше. Однако сейчас в моем подчинении солидная вооруженная сила, включая военно-воздушную, так что уж извините, тут будет полное единоначалие.
– Какие могут быть вопросы? А у вас с собой сколько бойцов?
– Тоже четверо, с офицером. Всего, значит, будет восемь. Плюс летчики и самолет. Судя по нашему с вами опыту, на первый случай достаточно. Скажите лучше, вы продовольствием где загружались, на какой стороне?
– Шутить изволите? Я позаботился. Десять ящиков тех самых консервов, что так понравились нашему другу, и еще кое-что. Мы там, в Москве, со специалистами посоветовались, экспериментальное меню разработали. Если потребуется, воздушный мост быстренько наладим.
– Ну вот, я же говорил. Специалисты у нас на любой случай найдутся. В том числе и по загробной кулинарии и диетологии…
Розенцвейг вежливо усмехнулся.
На протяжении всего разговора господин Адлер не принимал в нем участия, сидел с таким видом, будто происходящее его совсем не касается или он вообще не знает русского. Но хотя выходило у него это весьма убедительно, Ляхов позволил себе в это не поверить. Станет Григорий Львович с собой такого недоумка возить.
Тут же он и проверил, не поворачивая головы, спросил ровным голосом, без всякого нажима:
– А у вас в нашей экспедиции какая функция, Сол? Должен же я представлять, чего ожидать от нового напарника…
– Пока никакой специальной, – так же ровно, без малейшего акцента ответил Адлер. – Попросил вот Григорий составить компанию, я согласился. Знаю и умею все, что полагается в моем возрасте и чине. Чин – майор. Начинал службу в армейском спецназе, потом все больше на канцелярской работе. Вы удовлетворены, господин полковник?
– Вадим, только Вадим. Ответом удовлетворен, дальше, как говорится, бой покажет. Так что, будем собираться? Можно сначала пообедать чем бог пошлет, а можно и до ужина дотерпеть. Тут часа три лететь?
– Приблизительно, – ответил Розенцвейг. – Я думаю, дотерпим. И я бы посоветовал сразу в Тель-Авив, там аэропорт большой, сесть легче. И живу я неподалеку.
– В этих вопросах полностью на вас полагаюсь. Значит, пошли. Если летуны не готовы, мы их поторопим. И с солдатами познакомиться надо, задачу им поставить. Настоящий боец всегда должен быть чем-либо озадачен, тогда служба сама собой идет.
Бойцы, прибывшие на самолете и приехавшие с Ляховым, так и сидели на скамейках по обе стороны диспетчерского поста. Штурмгвардейцы во главе с младшим унтер-офицером – слева, сложив рядом свои ранцы, плащ-палатки, автоматы и прочую амуницию. Курили, не пытаясь заговаривать с десантниками поручика Колосова. Возможно, имели соответствующие инструкции, а скорее, окружающая обстановка давила необычностью и непонятностью, и на посторонние эмоции просто сил не хватало.
А солдаты Колосова (самого в прошлом штурмгвардейца), пройдя с ним и с Ляховым «от Москвы до Бреста», напротив, считали себя ветеранами, которым приличествует важность.
Мало ли, что штурмгвардия! Мы вас еще в деле не видели, а береты и нашивки на кого хочешь нацепить можно. И поглядывали на новичков с плохо скрываемой насмешкой и даже некоторым злорадством. Вот, братва, повидаетесь с покойничками и покойницами на узкой дорожке, тогда и узнаете, почем фунт колбасных обрезков!
Ляхов наметанным взглядом оценил обстановку и настроение вверенного ему личного состава.
– Так, орлы, – сообщил он вскочившим при его появлении солдатам, – служить до особого распоряжения будете вместе, и никакой чтобы кастовой розни. Поручик Колосов вам всем теперь командир. Вы, унтер-офицер…
– Младший унтер-офицер девятого отдельного батальона штурмгвардии Иван Кочубей, господин полковник!
– …будете у господина поручика помкомвзвода. Стать в общий строй. Господин поручик, познакомьтесь с личным составом, произведите боевой расчет, выдайте обед сухим пайком и винную порцию. Всем вольно.
Подумал, что слова его прозвучали слишком жестко. Интеллигент все-таки, привыкший относиться к подчиненным не только как к функциональным единицам. Нужно бы разрядить обстановку, достаточно для молодых парней напряженную.
Усмехнулся, прошел перед строем, заложив за спину руки.
– А вас, ребята, я научу, как не бояться и делать что надо. И когда придет наш последний час, розовый, кровавый туман застелет нам взоры, просто нужно припомнить всю жестокую, милую жизнь, всю родную, странную землю и, представ пред ликом Бога с простыми и мудрыми словами, ждать спокойно Его суда…
Неожиданно для Ляхова шаг вперед из строя сделал штурмгвардейский ефрейтор с нашивкой за ранение на правом клапане куртки.