Мир без Солнца - Алексей Калугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плавту показалось, что человек-ящер понял его. Если хозяин подземного города и считал принятое римлянином решение полнейшим безрассудством, то он оставил собственное мнение при себе. С первых же дней знакомства с людьми-ящерами центурион обратил внимание на то, что им была свойственна редкостная деликатность. О чем бы ни заходила речь, никто из местных жителей не пытался навязать гостям свое мнение.
В подземном селении вынужден был остаться только легионер по имени Иторис. В последней битве при Каннах карфагенская стрела насквозь пробила Иторису левое бедро. Если бы он сразу попал в руки опытного лекаря, то рана, скорее всего, зажила бы, оставив, как напоминание о себе, только две отметины, похожие на мелкие серебряные монеты, прилипшие к коже. Но после двухдневного перехода по пескам пустыни, когда не было даже воды, чтобы промыть рану, и чистой материи, чтобы заново ее перевязать, рана на ноге Иториса воспалилась. Нога легионера болела все сильнее, и вскоре он уже не мог идти, не опираясь на плечи двух своих товарищей. К моменту встречи с людьми-ящерами нога несчастного распухла, сделавшись похожей на колоду. Кожа на ней приобрела мерзкий темно-фиолетовый цвет. Самого Иториса трясло, как в лихорадке. Лицо его стало мертвенно-бледным. По вискам стекали крупные капли холодного пота. Руки же его были горячими, словно у человека, только что вышедшего из термы. Сервию Плавту и прежде доводилось видеть такие последствия ранений. Он знал, что Иторис уже не жилец.
Но к тому времени, когда римляне решили продолжить свой поход в никуда, растительные лекарства, которые люди-ящеры давали Иторису, избавили его от жара. Рана на ноге легионера очистилась от гноя и уже не причиняла нестерпимых мучений. И опухоль бедра начала понемногу спадать.
Но даже удивительные лекарства людей-ящеров не могли совершить невозможное. Иторис понимал, что не сможет продолжить путь вместе с центурией. Для того чтобы рана зажила, требовались покой и надлежащий уход. Долгий путь через пески стал бы для него дорогой в царство мертвых. Рана снова начала бы гнить и убила бы легионера прежде, чем отряд достигнет моря, которое надеялся отыскать Сервий Плавт.
Прощаясь с Иторисом, центурион пообещал, что непременно вернется за ним сам или пришлет кого-то, как только доберется до границ цивилизованного мира. Легионер в ответ только грустно улыбнулся. Оба они понимали, что обещание это почти невыполнимо. Никто никогда прежде не слышал о мире, в котором не восходит солнце. Никто не знал, где этот мир находится и насколько далеко простираются его границы. И возможно ли вообще выбраться за его пределы? Поэтому неясно было, кто поступал безрассуднее, – те, кто решили продолжать путь, зная, что конца ему может и вовсе не быть, или же тот, кто вынужден был остаться среди существ, с которыми он даже не мог объясняться на одном языке?
Чтобы проводить легионеров, едва ли не все обитатели подземного города выбрались на поверхность. Сервий Плавт догадывался, что здесь обитает немало людей-ящеров, но он не ожидал, что их окажется так много, – раза в три больше, чем число легионеров в его центурии. И явились они не с пустыми руками. Почти каждый человек-ящер имел при себе большой округлый сосуд. Некоторые из них были наполнены соком. В других находилась плотная масса желтоватого цвета, служившая людям-ящерам основной пищей. Они изготовляли ее из скисшего сока растения, похожего на небольшую пальму. Получавшийся при этом продукт был очень питательным, а по вкусу напоминал жирный овечий сыр. Все это были припасы, которые люди-ящеры приготовили легионерам в дорогу.
Не зная, как отблагодарить людей-ящеров за их гостеприимство и доброту, Сервий Плавт подошел к стоявшему поблизости от него представителю удивительного народа – центурион по-прежнему считал, что это все тот же человек-ящер, с которым он постоянно общался, – и, сняв цепь с золотым медальоном, пожалованную ему консулом Варроном, надел ее на шею человека-ящера. Тот приподнял медальон тонкими пальцами и удивленно посмотрел на него. Затем он перевел взгляд на Сервия Плавта, облизнул языком ноздри и что-то быстро прошуршал-пощелкал на своем непонятном языке.
– Я не знаю, что ты сказал, – улыбнулся в ответ ему Плавт. – Но полагаю, что ты остался доволен подарком. К сожалению, это все, чем я могу отблагодарить тебя. Надеюсь, если судьба снова сведет нас, мы сможем оказать вам ответную услугу.
Человек-ящер опустил медальон на грудь и что-то щелкнул, как будто отвечая на слова римлянина. Затем он поднял обе руки и тут же опустил их.
– Я рад, что нам удалось найти общий язык, – Сервий Плавт слегка наклонил голову. – Мы очень не похожи друг на друга и тем не менее без особого труда смогли достичь взаимопонимания. Будь иной случай, мы непременно погостили бы у вас подольше. И кто знает, возможно, мы даже научились бы понимать язык друг друга. Не знаю, чем закончится наш поход, сумеем ли мы отыскать дорогу домой, но, как бы там ни было, я рад, что мы встретились.
Про себя центурион подумал: быть может, в том и заключается истинное предназначение человека, как бы он ни выглядел внешне, – находить взаимопонимание с себе подобными?
Сделав шаг назад, Сервий Плавт приложил правую руку к бронзовому панцирю на груди, а затем резко вскинул ее вверх.
Следом за ним тот же жест повторили разом все легионеры, уже выстроившиеся в колонну по пять.
Удивленно посмотрев на людей, человек-ящер с золотым медальоном на груди тоже поднял руку вверх. Получилось это у него не так браво, как у легионеров, скорее даже совсем неловко. Но ни один из римлян не улыбнулся, глядя на полусогнутую фигуру человека-ящера с большой круглой головой, безгубым ртом и выпученными глазами, прощающегося с ними традиционным салютом римских легионеров.
Промаршировав мимо людей-ящеров, стоявших возле невысоких песчаных холмиков, отмечающих входы в их подземный город, центурия продолжила движение в направлении горизонта.
Песок – и ничего вокруг. Все время одно и то же, словно нарисованное, небо над головой. После нескольких часов такого марша начинало казаться, что ты движешься без остановки уже много дней. А может быть, и месяцев. А может быть, и лет.
Времени не существует, есть только движение вперед.
Тишина. Только едва слышное поскрипывание песка под башмаками.
Духота. Воздух неподвижен, как в летний полдень.
Вперед и только вперед, пока есть силы.
Центурион Плавт объявлял привал, лишь когда ему самому казалось, что пора остановиться и передохнуть. Легионеры рассаживались кругом, клали рядом с собой оружие, молча ели и пили сок, перелитый во фляги. Угрюмые, давно не бритые лица солдат выглядели осунувшимися. Взгляды, брошенные в его сторону, зачастую казались Сервию Плавту злыми.
Настроение у всех было подавленное. Центурион никому не рассказывал о своей беседе с людьми-ящерами, уверенными в том, что у пустыни нет конца, но, казалось, и без того уже никто не верил в то, что они когда-нибудь выберутся из этих багровых песков. Единственным, что пока еще удерживало отчаявшихся людей от бунта, была привычка солдат к дисциплине и повиновению старшему.