Кровавый корсар - Аарон Дембски-Боуден

Повелитель Ночи обернулся к ней.

— Ты сделала это. Ты призвала к себе Нерожденного. Я знаю истории. Ты убила своим мутантным глазом. Я знаю. И Нерожденный пришел. Слабый. Легкая добыча. Надо убивать их, пока не наберутся силы. В этот раз, в этот раз навигатору повезло. В этот раз, в этот раз.

— Благодарю тебя. — Девушка понятия не имела, слышит ли ее Повелитель Ночи, и если да, то есть ли ему дело до ее слов. — Благодарю за то, что убил Нерожденного, пока он… оно… было слабым.

Воин оставил оружие на полу.

— «Завет» не может лететь без тебя.

Узас заколебался, оглянувшись на склепы. Один из морозильников стоял распахнутым — широкий проем люка темнел, как дыра на месте выпавшего зуба.

— Боль возвращается. Убей одного жалкого демона, которого и соплей можно перешибить, — и боль возвращается. Ни крови. Ни черепа. Ничего не осталось для приношения, ничего, чтобы доказать, что деяние совершено. А тварь была слишком слаба, чтобы что-то значить. Даже не настоящий демон. Пропащая душа. Фантом. Я уже говорил это раньше, да? И вот я убил твоего маленького дурацкого призрака. Но другие все еще преследуют тебя, ведь так? Если ты убиваешь своим оком, они становятся сильнее. Истории о навигаторах. Слышал много таких.

Октавия кивнула, хотя при звуках его неуверенного голоса по коже бежали мурашки.

«Он не лучше, чем эхо варпа», — подумала она и ощутила укол вины.

— Октавия. Восьмая.

— Да… господин.

— Септимус. Седьмой. Он отказывается чинить мой доспех, если Талос ему не прикажет. Седьмой похож на моего брата. Он следит за мной и думает, что я не в себе.

Октавия не знала, что сказать.

— Теперь я стал сильнее, — добавил он и тихо, невесело засмеялся. — Но и боль — тоже сильнее. Видеть истину. Красть силу. Оружие. Не вера. Но сложно держать себя в руках, когда мысли разлетаются.

Двери апотекариона снова со скрипом распахнулись, и на пороге встали трое. На фоне тускло освещенного коридора возникли три Повелителя Ночи с оружием в руках.

— Узас, — Ксарл выплюнул это имя с отвращением, — что здесь произошло?

Повелитель Ночи поднял меч и топор, с которых капала ядовитая лимфа.

— Ничего.

— Ответь нам, — предостерегающе произнес Меркуций.

Штурмовой болтер в его руках — тяжелая пушка из черного металла — угрожающе нацелился на ссутулившуюся фигуру в центре комнаты.

— Уйдите с дороги, — проворчал Узас. — Я пройду мимо вас или пройду через вас.

Ксарл, не скрываясь, хмыкнул. Динамики вокса превратили смех в треск.

— Ну у тебя и фантазия, брат!

— Пропустите его, — сказал Кирион, отступая в сторону. — Октавия, ты в порядке?

Навигатор кивнула, глядя вслед ковыляющему к двери Узасу.

— Я… да. Я в порядке.

Она добавила «господин» на несколько секунд позже, чем надо, но все же добавила. В этот раз.

Люкориф из Кровоточащих Глаз протер промасленной тряпкой зубья своего цепного меча. От скуки раптор страдал нечасто, за что благодарил судьбу. В тех редких случаях, когда скука его настигала, он с трудом мог перенести вялость и уныние, сопровождавшие эти периоды бездействия.

«Завет» вел себя так же, как любой другой корабль легиона в нейтральном доке. А именно: накачивался припасами и людьми, забирая без спросу то, что не мог купить, и отрыгивая в ответ награбленное добро. И все это происходило под мертвенный лязг молотков ремонтных бригад, барабанящих по корпусу.

Вораша, один из лучших бойцов Люкорифа, заполз в трюм, который оккупировали Кровоточащие Глаза. Раптор передвигался на четвереньках, той же звериной походкой, что и большинство из его собратьев. Стальные когти оставляли вмятины — а порой и сквозные прорехи — в металлическом покрытии палубы.

— Долгие недели в доке, да-да.

Вместо ответной реплики, Люкориф вздохнул. Речь Вораши всегда действовала ему на нервы: второй раптор уже почти не выговаривал слова, довольствуясь шипением и пощелкиванием. Его высказывания зачастую чередовались с таким вот ребяческим лепетом. «Да-да, — бормотал он снова и снова. — Да-да». Если бы Вораша не был столь искусным бойцом, Люкориф давно бы уже его прикончил.

— Надо бы полетать, — гнул свое Вораша. — Да-да.

Двигатель на его спине закашлялся, соглашаясь с хозяином, и испустил тонкую струйку дыма. В трюме завоняло жженым углем.

Перед тем как заговорить, Люкориф сердито каркнул, давая понять, что под бесстрастной маской прячется гнев.

— Тут не на что охотиться. Расслабься, крылатый брат.

— Много дичи, — хихикнул Вораша. — Можно охотиться на Корсаров. Вскрывать их доспехи. Пить теплую кровь, хлещущую из разорванных вен.

— Позже.

Люкориф покачал головой — редкий в его исполнении человеческий жест.

— Пророк согласился служить Кровавому Корсару. Мы союзники… пока что. Время предательства наступит позже.

Он вернулся к чистке своего разделочного клинка, хотя даже это портило ему настроение. Меч, не отведавший крови, не нуждался в чистке — в чем и состояла проблема.

Вождь рапторов оглядел грузовой трюм. Кабели в шейном отделе его доспеха сокращались с механическим жужжанием. Мебелью тут служили вышедшие из строя орудия. Группка закутанных в плащи рабов легиона тихо переговаривалась в дальнем углу.

— Где Кровоточащие Глаза?

— Кое-кто на станции. Кое-кто на корабле. Да-да. Все ждут осады Вилама.

Люкориф исторг из себя скрежет, отдаленно напоминавший смех. Ах да. Вилам.

Талос и Малек стояли друг напротив друга по разные стороны стола. Эта расстановка, пусть и невольно, отражала их позиции в споре.

— Мы должны лететь с Корсарами, — повторил Пророк. — Я не возражаю против того, чтобы отдать долг Гурону. Но «Завет» стоит любых двух крейсеров в его флоте. Когда корабли Гурона рассредоточатся при осаде Вилама, «Завет» продержится столько, сколько нам потребуется. Тогда-то мы и сделаем свой ход. Мы быстро уйдем от Вилама, пока войска Гурона еще только будут высаживаться. А затем мы захватим «Эхо проклятия».

— Это идиотизм. — Малек повернул свою массивную голову к сидящему на троне Вознесенному. — Мой господин, мы не можем принять план Пророка.

Существо царственно махнуло им обоим когтистой перчаткой.

— Ах, но мне нравится его план. Я разделяю его страсть к кровопролитию и тоже не желаю, чтобы «Эхом проклятия» владели те, кто не рожден на Нострамо.