Малышка на двоих - Ая Кучер

Тимофей улыбается, качает головой, будто на какую-то глупость. Подвигается к краю кровати, разглядывая меня. Если раньше мне казалось, что я просто краснею, то теперь действительно горю.

Мужчина ни капли не смущается смотреть так открыто, задерживает взгляд на моей груди, спускается ниже. Господи, как же мне хочется его ударить, треснуть.

Злюсь непонятно на что, ясно же, что никто сейчас не откажется, даже не подумает об этом. Но забываю об одной важной детали. Что передо мной боец, тренированный мужчина. Который легко обхватывает моё запястье, тянет на себя.

Молниеносный бросок, чтобы уронить меня на своё тело. Закручивает, будто в танце. Только вместо какого-нибудь «па» - меня укладывают на постель. Тимофей нависает, очерчивает родинки на моём лице.

– Знаешь, Катюш, - усмехается, целует в уголок губ, сами губы, настойчиво. Думала холодный душ остудит, но он ничто по сравнению с касаниями мужчины. Капля против пылающего костра. – Думаю, можем обойтись и без разговоров. Как думаешь?

– Я…

– Мне нравится, - дыхание Тимур касается шеи, смешивается с его поцелуями и моими мурашками. – Как ты из смелой превращаешься в смущенную девушку.

– Иди ты.

Потому что слова мужчины смущают ещё больше, заставляя прятать лицо на груди Тимофея. Тот хотя бы помочит, просто методично изучает моё тело губами.

Хочу оттолкнуть Мура, флиртую, играюсь. Не уверена, откуда во мне это берётся, но мне всё нравится. И мужчинам тоже, что прибавляет уверенности. Тим перехватывает мою ладонь, целует костяшки, а после втягивает один палец в рот. И смотрит прямо мне в глаза.

Я выгибаюсь, потому что это касание играет на контрасте с тем, как Тимофей спускается ниже. Касается меня между ног губами, целуеттам. И я просто медленно умираю.

Не телохранители, палачи.

– Тим, - прошу, пытаясь уйти от его прикосновений. – Не надо.

– Почему? – Тим неправильно смотрится внизу, обжигающе. Мне нужен воздух, но я не могу дышать, когда мужчина сгибает мои ноги в коленях, разводит их шире. И может увидеть моё лоно, влажное, сдающее меня с потрохами. – Тебе не нравится?

– Нет, - протестую, соглашаюсь, стону от того, что пальцы Мура поглаживают мою грудь. – Я не…

– Что тебе конкретно не нравится? – оставляет поцелуй на внутренней стороне бедра. – Когда вообще касаются? – ещё один, чуть выше, совсем близко к клитору. – Сильно, слабо? Расскажи мне.

– Это… неприлично.

– Неприлично? – Мур смеётся в мою шею, а после разворачивает лицо к себе, облизывает свои губы. И мне хочется сделать так же, провести языком по каждой трещинке. – Что неприличного в том, что нам хорошо? Ты ведь хочешь, ммм?

– Хочет, - Тимофей касается моей влаги пальцами, ведёт по моему лону, надавливая. – Охренеть как мокро, Катюш. Хочешь же?

– Я никогда не… Не…

– Никто тебя так не ласкал? Какое упущение. Позволь мне показать тебе, как это. Давай, малышка. Первым у тебя был Тим, дай мне побыть первым здесь.

Киваю, позволяю. Сознание простреливает понимание, что именно Мур лишил меня невинности. Не помнила ту ночь, а даже если всё было правдой – я не могла различить лица в темнота. Знала, что кто-то из них двоих, и мне этого было достаточно.

Пытаюсь понять – значит ли что-то это. Но нет, совсем ничего. Не простреливает вспышками, не пугает, не разочаровывает. Я любила их двоих, и неважно кто из них был первым.

У меня ощущение, что они ещё много раз сделают со мной что-то впервые.

А после думать не получается. Когда горячий язык Тимофея касается меня, я отключаюсь. Сущестует лишь жар между ног, нарастающее давление в теле. Вся кровь стекает к месту, где мужчина касается. Лижет, целует, всасывает клитор.

А Тимур всасывает мою губу, сдавливает пальцами соски. Ласкает, заставляя теряться в ощущениях. Мне чуточку больно от жесткой хватки, мне хорошо от неё же.

Мужчины придавливают меня к кровати, пока я мечусь. Двигаюсь навстречу бёдрами языка одного Тима, кусаю губы другого. Порочно, сложно, лучшее чувство в мире.

Меня закручивает вихрем, уносит. Будто мотает из стороны в сторону, убивает мучительно быстро. Оргазм накатывает так быстро, что я не успеваю сообразить.

Просто стону в губы Тимура, сжимаю пальцами волосы Тимофея. Кажется, сжимаю его бёдрами, но ничего не могу собой поделать. Всё тело сжимает, пронизывает. Я превращаюсь в натянутую струну, пока меня бьёт дрожью. Сладкой, огненной, плавящей все вены, пускающую пузырьки в кровь.

– Какая ты громкая, - в голосе Мура ни капли осуждения, сплошная радость. – Громкая малышка.

– Сладкая, - Тимофей снова проводит языком по клитору, который болезненно ноет, становится слишком чувствительным. – Понравилось?

Мотаю головой, мне стыдно и душно, хотя при них нечего стыдиться. Они ведь видят меня насквозь, каждый грех и желание. И моё отрицание они воспринимают правильно.

– Не смущайся, Кать. С нами ты можешь получить всё, что захочешь. Не скрывай свои желания. Договорились?

– Угу.

Отвожу взгляд, разглядываю белый потолок. Моё дыхание ещё долго не приходит в себя, а мужчины терпеливо ждут. Гладят моё тело, целуют по очереди. И когда стояк Мура упирается в мою поясницу, я понимаю, одну простую вещь.

Одного оргазма мне будет мало.

С ними всегда всего мало.

Хочется больше, полностью. Чтобы они были моими, а я их. Неважно как, неважно насколько. Просто вот так – на белоснежных простынях, когда наше дыхание смешивается, когда не существует больше ничего.

Может быть, Тигран и прав. Что это ненадолго, просто увлечение. Я им нравлюсь, а меня ведут былые чувства. Влюбленная девочка, которая получила внимание своих кумиров.

Может быть.

А может быть меня впервые это не волнует.

Эта ночь – только для нас. А со сделкой мужа я решу немного позже. Чуточку. Когда тело перестанет колотить, а губы ныть, терзаемые двумя мужчинами.

– Катюш, - Мур переворачивает меня на живот, целует плечи. – Готова продолжать?

– Ох, я…

Слова застревают в горле, пальцы мужчин давят на мои бёдра. Лежу на постели, когда Тимур наваливается на меня. Жадно ведёт по коже, сжимает грудь. Будто дорвался, будто между нами не было близости совсем недавно.

И я понимаю, что меня не пугает подобное. Эта дикость, нескончаемое желание. Мне нравится, что Тимы настолько меня хотят. До потемневших глаз, забывают о нежности и осторожности.

Никто не спрашивает, пила ли я что-то, действительно ли согласна на всё. Какие разговоры, когда нас всех троих погребает под этой плитой несдержанности?