Закон обратного волшебства - Татьяна Устинова

Все слушали эту удивительную историю, не перебивая.

— Сталину даже не удалось его расстрелять, — сказала бабушканесколько хвастливо, как будто гордилась революционером Ренгником, — он умер оттуберкулеза, была у него такая счастливая возможность. А я дружила с егодочерью Тамаркой, — заключила бабушка. — Вот такие дела.

Клавдия подала чай, все расселись вокруг стола, чувствуясебя чуть-чуть по-другому, не так, как до случившегося нынче вечером разговора,и разошлись спать, уговорившись, кто и чем занимается завтра утром.

Бабушка обещала выяснить, что было в старом доме во времявойны и откуда могла взяться фотография. Для этого нужно позвонить ИвануИвановичу, запудрить ему мозги как следует и убедить его в том, что ее этотвопрос интересует из чистого любопытства. Ну, может, она вступила в обществоюных следопытов и теперь идет тропами Великой Отечественной войны!

Клавдия взялась расспросить деревенских знакомых про самогоПетра Мартыновича и про его учительскую деятельность, а Юра обещал выяснитьчто-нибудь про родственников. «По своим каналам», как выразился он.

Таким образом, на сегодняшнее утро Анфису решительно неволновала судьба бритого сэра Квентина по имени Илья Решетников, и ввязыватьсяв новую авантюру ей совсем не хотелось.

Но поздно, поздно!..

Яичница, круассан, торт и малина были съедены, кофе выпит, иничего не осталось такого, из-за чего можно было бы еще отложить свое«независимое расследование».

— Моя дорогая, — провожая ее утром, сказала бабушка, —боюсь, что ты даже не подозреваешь, в какое отвратительное дело впутываешься!Еще только бандитских разборок тебе не хватает!

Анфиса и представить себе не могла, насколько на этот разбабушка оказалась права!..

* * *

Примерно в полдень Мика сказала себе, что она, пожалуй,близка к истерике.

Она не знала хорошенько, что значит быть близкой к истерике,но такое состояние ей нравилось. Оно означало, что Мика готова разрыдаться —вот уже глаза налились слезами, — что все очень плохо, даже не плохо, а ужасно,что кошмары сегодняшней ночи продолжают преследовать ее, что она не может, неможет больше!..

Она именно так и думала про себя — про «кошмары сегодняшнейночи» и про то, что «больше не может!..»

Утром она позвонила Валентину и все ему рассказала.

Он пришел в невообразимое бешенство.

Он орал и визжал так, что растерянно улыбавшаяся в трубкуМика должна была отнести ее подальше. Она пугалась, когда так кричали возлесамого ее уха.

— Идиотка! — орал Валя. — Дура, мразь! Сколько раз яповторил тебе, что нужно сделать, а что ты сделала?! Ну, что ты сделала?!!

Она хотела заплакать и не могла — от потрясения. С ней никтои никогда не разговаривал таким тоном, даже бывший муж, хам и деревенщина.Бывший муж если и орал, то как-то необидно, легко, через пять минут забывал,что орал, становился ласковым и обычным.

Кроме того, он никогда ее не оскорблял. Мика дажепредставить себе не могла, что ее можно… оскорблять.

Разве можно? Никак нельзя. Она такая… славная, милая,чудесная женщина. Нежное существо. Тонкая натура. Разве таких… оскорбляют?!

— Овца!!! — отчетливо выговаривал в трубке Валентин. —Последняя безмозглая овца!! Пропади ты пропадом со своим паршивым папашкой!Знать тебя не желаю!

— Валенька, но как же так?! Я сделала все, как ты мнеговорил. Я только потом увидела, что… что произошло, что случилось!.. Я тогдауже не могла… Я хотела, но не могла! Я не знаю, как я выбралась оттуда,Валенька!

— Вот теперь пойди и забери все оттуда. Прямо сейчас. Какхочешь, так и забирай. Отдашь мне и можешь считать себя свободной, твою мать!..Поняла, дура?! Ты пойдешь и сделаешь это немедленно! В три часа я жду твоегозвонка, а до того не смей мне звонить, дубина, корова!

— Валя, я не могу! Как я туда попаду?!

— А меня это не интересует, мать твою так! Как хочешь, так ипопадай, я не знаю, как с вами, овцами, можно дело иметь!.. Или ты меняподставить хочешь?! Говори! Хочешь меня подставить, стервозина проклятая?!

Мика все держала трубку в вытянутой руке и растерянно ейулыбалась.

— Валя, я не хотела, просто так получилось…

— Получилось! Я же, мать твою, для тебя старался и длятвоего папашки полоумного! Ты все мне вернешь и можешь считать себя свободной,поняла? И ни минутой раньше! Или я тебя урою, блин! Ты так и запомни, сукабезмозглая! Не вздумай меня кинуть, слышишь? Овца, блин!

— Валя, я не знаю, о чем ты говоришь. Я… я так старалась, ятак боялась, я чуть не умерла, когда… когда… это все…

— А мне плевать, блин, как ты там старалась или нестаралась! Ты мне должна вернуть то, что ты у меня взяла!!! И все, все! В три в«Ле Кадо»! И чтобы все было при тебе!.. Или я тебя… так что никакой папочка ненайдет!..

— Валя, ты… о чем?

— У меня ключи есть от твоей квартиры, помнишь?! Сука! И невздумай в ментуру кинуться! Я тебе кинусь! Я и тебя, и твоего папашку вшивогоурою, поняла?

Он больше не кричал, говорил тихо, и Мика почему-то всепродолжала слушать его и выключила телефон, только когда от коротких гудковзаломило висок.

Она долго держала трубку в руке, рассматривала узкиеклавиши, будто в этом был какой-то смысл.

Потом включила музыкальный центр, и из колонок грянулакантата Баха, но оказалось, что она не может слышать кантату Баха. Поэтому онабыстро и нервно переключила кнопку на какую-то радиостанцию.

В утреннем шоу безобразничала какая-то парочка, мальчик идевочка. Безобразничала талантливо и с огоньком.

— Андрюша, — говорила девочка, — сейчас мы будем играть снашими радиослушателями в одну веселую игру. Мы будем спрашивать у них, знаютли они, какое нижнее белье надел сегодня утром их супруг или супруга. Бойфрендили герлфренд. Андрюша, у тебя есть бойфренд?

Андрюша радостно проблеял, что бойфренда у него нет, ивообще он не понимает таких намеков.

Девочка развеселилась и сказала, что никаких намеков она неделает, а все говорит исключительно прямо.

Мика ходила по комнате и слушала.

Слушала затем, чтобы не оставаться наедине с тем, что толькочто голосом Вали наговорила ей трубка. Она еще до конца не верила, впроисшедшее, как не верила всю ночь в то, что случилось с ней, когда она была…там.

Почему-то ночью ей было не так страшно, как сейчас, послеразговора.

Она знала, что, как только выключит радио, ей придетсяостаться наедине со всеми словами, которые наговорил ей Валя, ее любимый Валя,ее друг, ее надежда и опора, ее единственное спасение.