Замуж за "аристократа" - Маша Царева

– Екатерина Павловна! Там снег, снег! У-у, даже лицо щиплет, – восторженно прокричала она с порога.

– Здравствуй, Шура.

Катя встретила ее в домашнем халате. Не в шикарно-белом банном, не в эротично-кружевном, из магазина «Дикая орхидея», а в обычном байковом халате – такой, должно быть, есть у каждой московской домохозяйки. На Кате он смотрелся как-то неестественно. Выглядела она болезненно-унылой, бледные губы практически не различались на бескровном лице.

Шура удивленно смотрела на обычно холеную актрису и думала: что-то не так.

– Шура, ботинки можно не снимать.

Ах вот оно что. Беспорядок. На полу – грязные следы, на полках и журнальном столике ровным слоем лежит серая пыль. В пепельнице валяется полусгнившая банановая шкурка.

– Проходи на кухню. Извини, не очень-то у меня и убрано, – вяло улыбнулась кинозвезда.

«Не очень-то и убрано» – определение неподходящее. Правильнее было бы выразиться – «сильно загрязнено». Раковина полна тарелок и чашек, словно всю ночь Лаврову атаковали полчища прожорливых гостей. На столе – липкие коричневые пятна: кто-то пролил кофе, а вытереть поленился. Дурно пахло от помойного ведра.

Шура хотела поставить свой саквояж на пол, но Катя остановила ее:

– Что ты, детка! Ставь на стол, тебе же так будет удобнее.

Это казалось совсем удивительным. Катя обычно так брезгливо смотрела на Шурин грязноватый чемоданчик. Когда Шура его распахивала, над столом, покрытым белоснежной скатертью, поднималось густое облако сладковатой пудры – в такие моменты Катя раздраженно морщилась. Она же чистюля, она же аккуратна до оскомины. Шуре же всегда смотреть было тошно на ее блестящие, словно языком вылизанные полы и накрахмаленные занавески. Что случилось?

– Что-то вы сегодня бледная, – заметила Шура, вытаскивая из саквояжа тональный крем и помаду с тенями.

– Я?.. А, это, верно, из-за снега, Шурочка, – сказала она и тут же задумчиво повторила: – Из-за снега.

– Тогда я румян побольше положу, а, Екатерина Павловна? – Шура глубоко вдохнула, приготовившись, по обыкновению, отвоевывать каждый штрих.

У любого гримера есть «простые» и «сложные» клиенты. Актриса Екатерина Лаврова – из последних. Иногда Шура вообще удивлялась, зачем ей с завидным постоянством приглашать на дом стилиста. Подкрасила бы сама реснички, мазнула бы бесцветным блеском губы – и вперед! Кате отчего-то нравилось выглядеть неброско, хотя с ее внешностью она вполне могла бы позволить себе экспериментировать. Но нет – актриса признавала только скучную естественность. Шуре с пеной у рта приходилось уговаривать ее воспользоваться хотя бы терракотовой помадой вместо телесно-бежевой.

Вот и сейчас – наверняка начнет возмущаться: «Мне не идут румяна, Шурочка! Положи немного пудры, и хватит!» Но Катя равнодушно сказала:

– Мне все равно. Делай, как считаешь нужным. Ты же, Шурочка, профессионал.

«Вот тебе и номер, – подумала Шура. – Это что-то новенькое».

– Тогда я и тон потемнее положу, – несмело предложила она и тотчас же, словно оправдываясь, добавила: – Лицо будет здоровее выглядеть. Ладно?

– Я же сказала, делай, что хочешь, – отмахнулась Катя.

– Темные стрелки на веках? – решилась Шура.

– Хорошо.

– Изумрудные тени?

– Ладно.

– Вишневая помада? – не сдавалась Шура. Если честно, ей просто захотелось проэкспериментировать, в какой момент крестная все-таки возмутится и скажет, как обычно: «Шура, ты хочешь, чтобы я стала похожей на панельную девку?!»

– Накладные ресницы?

– Ладно.

– Блестки на скулах?

– Ладно.

– Цветной лак для волос?

– Ладно-ладно.

– Стразы на бровях?

– Ладно.

– Клипса в носу?

– Ладно.

– Екатерина Павловна, что с вами происходит?

– Ладно, – машинально ответила актриса, но потом встрепенулась. – А? Что ты имеешь в виду, Шурочка? Что со мною происходит? Тебе что-то не нравится?

– Я только что предложила вам вдеть клипсу в нос. А вы сказали: ладно.

– Клипсу? – удивилась Катя. – Но зачем?

Шура растерялась:

– Да я же просто пошутила.

– А-а…

– Екатерина Павловна, что-то случилось? – Шурина кисточка замерла над ее лицом.

Катя собралась было сказать назойливой девице что-нибудь грубое и обидное. Да так и не смогла придумать, что именно. Зачем она привязалась? Кем себя возомнила? Катиной подругой, что ли? Да, они родственники, но, в сущности, никогда не были особенно близки. Слишком они разные, слишком Шура молодая, слишком… Всего в ней слишком. Как она смеет так шутить? И кто ее просил интересоваться Катиным самочувствием?

– Екатерина Павловна, хотите, я вашу посуду перемою? – вдруг предложила девчонка.

Катя удивленно вскинула на нее глаза. Встревоженное лицо. Вопросительный взгляд. Кажется, она и правда ей сочувствует, хотя и не догадывается даже, что произошло. Внезапно Кате, как и любому нормальному человеку, которого жалеют, захотелось доверчиво расплакаться. Обмякнуть на неудобной кухонной табуретке, обхватить худыми руками колени. И чтобы эта Шура взволнованно суетилась вокруг. Принесла бы Кате валериановые капли из аптеки, поставила бы чайник. Накормила бы ее безвкусным диетическим творогом, заставила бы переодеться в нарядный костюм. Выслушала бы, посочувствовала.

Катя вздохнула. Оставьте, Екатерина Павловна, свой глупый порыв.

– Екатерина Павловна, вы что, плачете?!

Замолчи, Шура, немедленно замолчи. Иначе Катя и в самом деле не выдержит. Шура отложила палитру с тенями в сторону.

– Екатерина Павловна…

Ни один мускул не дрогнул на Катином лице, а слезы бесцветными потоками струились по щекам, прокладывая светлые дорожки в толще жидкой пудры цвета загара. Ниагарский водопад. Наводнение. Катастрофа. Ни конца этому потоку, ни края.

– Извини, Шура. Вся твоя работа насмарку. Ну, ничего, я заплачу. Заплачу. – Катя схватила кухонное полотенце и принялась неловко размазывать слезы по лицу. – Что же это происходит?

Шура убрала со стола саквояж.

– Я, наверное, тебя задерживаю, да, Шурочка? – встрепенулась Катя. – Ты иди, иди. Я сегодня сама накрашусь. В конце концов, это не премьера, а пресс-конференция перед закрытием спектакля. Закрытием, Шура!

– Прекратите, Екатерина Павловна, – твердо сказала Шура, – не надо мне платить. Умойтесь. А я пока приготовлю кофе… А куда же делась ваша домработница?

– Выгнала, – всхлипнула Катя. – Всех разогнала. Сын в больнице. Никого не осталось…