За глупость платят дважды - Саша Фишер

Шпатц промолчал, держа в руках портсигар. Снова захотелось закурить, но он не стал. Запах гари, который за время после пожара как-то притупился, снова шибанул в ноздри, и Шпатц принялся остервенело сдирать с себя обгоревшую одежду. Раздевшись до белья, он направился в ванную комнату и включил воду. Глядя как струя воды с гулом разбивается об металлическую поверхность, мысленно обругал себя за упаднический настрой. В сущности, какое ему дело до судьбы Вишеринга и Лангрмана? И уж тем более Бенингсена? Ни с кем из них он не был дружен, никто их не заставлял впутываться в заговор и строить козни. И в том, что с ними произошло, точно нет никакой вины его, Шпатца. Мог ли он спасти им жизнь? Ну... Он попытался.

Шпатц взял бутылочку жидкого мыла и наклонил над ванной. Тонкая жемчужно-белая струйка полилась в воду, укладываясь причудливым узором, растворяясь и превращаясь в пену со свежим лавандовым запахом. Шпатц посмотрел на себя в зеркало. На щеке — плохо стертые следы копоти. Волосы с правой стороны опалены, как и правая бровь. Кожа покраснела и шелушится. На левом плече вспух обширный кровоподтек. Когда и обо что он так ударился? Шпатц стал осторожно снимать с рук мягкие повязки. Кое-где бинт присох, и приходилось рывком его отрывать. Доктор сказал, что ничего страшного в его ожогах нет, могло быть и хуже. Дал с собой баночку мази и порекомендовал поберечься. Про ванну ни слова не сказал. В горле все еще першило, иногда волнами накатывал тошнотворный запах горелой плоти.

Шпатц забрался в ванну и погрузился в горячую воду с пенной шапкой по самую шею. Сквозь шум воды он услышал, что Крамм разговаривает с кем-то по телефону. Не стал прислушиваться. Просто прикрыл глаза.

— Герр Шпатц, — Крамм осторожно постучал в дверь ванной. — У тебя все хорошо?

Шпатц пошевелился и понял, что вода давно остыла, а пенная шапка превратилась в плоские кружевные узоры на поверхности.

— Все хорошо, герр Крамм, — Шпатц поднялся. — Я просто задремал.

Шпатц открыл глаза и сразу зажмурился. Яркий луч солнца пробивался через щель в шторах. В желудке отчетливо урчало, напоминая о том, что в суете вчерашнего дня они забыли поужинать. И пообедать. Шпатц посмотрел на подсохшие ожоги на своих ладонях и понял, что вчерашняя мрачная тоска отпустила. Мир снова обрел цвета и запахи. А мысль о кофе и бутербродах волновала сейчас, пожалуй, даже больше, чем печальная судьба Вишеринга и Лангермана.

Шпатц спустил ноги с кровати и прислушался. В гостиной раздались тихие шаги, потом скрипнул диван и зашелестели газетные страницы. Похоже, что Крамм уже проснулся. Шпатц встал, накинул халат и открыл дверь спальни.

— Доброе утро, герр Шпатц, — Крамм поднял глаза от свежего номера «Аренберги-цайтунг». — Точнее, уже почти полдень.

— Странно, что я не чувствую запаха кофе и свежей выпечки, — Шпатц демонстративно потянул носом. — Фройляйн Маргрет больше не хочет нас баловать?

— Видимо, у нее появились другие дела, — Крамм перевернул страницу. — Я перекусил часа два назад, но сейчас уже готов даже на завтрак в нашем ресторане. Вот только...

— Может быть, вызовем такси до марктплаца? — при мысли о пресной еде и жидком кофе аппетит Шпатца несколько угас.

В этот момент в дверь требовательно постучали. Крамм отложил газету и встал. Ни тени удивления или ожидания на его лице не появилось. По всей видимости, он кого-то ждал.

— Я не нанималась работать для вас курьером, Крамм! — неприятный визгливый голос. Возмущенные интонации. Это были совсем не те звуки, которые Шпатцу хотелось услышать. — Как я понимаю, никаких хороших новостей у вас нет?

Шпатцу не хотелось оборачиваться и смотреть на гостью. Но она уже ворвалась в гостиную и грохнула на стол объемную сумку.

— Доброе утро, фройляйн Диммах, — сказал Шпатц как можно более нейтральным тоном.

— Не такое уж оно и доброе, Фогельзанг, — женщина осуждающе посмотрела на халат Шпатца. Сама она была одета в мужской брючный костюм. На шее — темный галстук, повязанный свободным узлом. — И не называйте меня фройляйн!

Шпатц пожал плечами, встал и направился в ванную комнату. Благовидный предлог не продолжать общение с этой неприятной дамой. Даже если она явилась по делу, то явно не к нему.

В шум воды диссонансом вклинивались нотки неприятного голоса Диммах. Крамма было не слышно, хотя он явно что-то ей отвечал. «Наверное, мне бы стоило проявить хоть какое-то любопытство?» — подумал Шпатц, доставая из шкафчика бритвенный прибор. Но любопытство не появилось. Зато в голову закралось беспокойство о Маргрет. Может быть, с ней что-то случилось? В желудке снова заурчало. Шпатц укоризненно посмотрел на себя в зеркало. «Признайся себе, — мысленно сказал он своему отражению. — По ее стряпне ты сейчас скучаешь гораздо больше, чем по ней, верно?»

Из гостиной снова раздались вопли на повышенных оборотах. Диммах была явно чем-то недовольна, о чем и сообщала Крамму в неразборчивых сквозь шум воды сообщениях. Шпатц, как раз собиравшийся закрутить кран, замер. Вообще-то собственная ванная, да еще и без необходимости экономить воду, пока еще не стала для него делом привычным. Поэтому обычно он старался без необходимости не расходовать воду сверх нужного объема. Но сейчас он предпочел изменить своим привычкам.

Мимо двери ванной прогрохотали шаги. Дверь хлопнула так сильно, что с потолка посыпалась пыль.

— И вам хорошего дня, фройляйн Диммах! — громко сказал Крамм. Шпатц его услышал исключительно потому, что тот стоял совсем рядом с дверью. С облегчением вздохнув, Шпатц закрутил кран. Еще раз посмотрел на себя в зеркало и стер остатки пены с лица полотенцем.

В ресторане сегодня было многолюдно по сравнению с другими днями. Было занято целых четыре столика. Впрочем, особенно респектабельной эта публика не выглядела. Невзрачные серые костюмы посетителей смотрелись довольно жалко на фоне роскошного, пусть и потрепанного интерьера. Прихрамывающий официант вышел из-за ширмы и направился к Шпатцу и Крамму.

— На первое — овощной суп с сосисками, на второе — жареная печень с капустой, — пробубнил он.

— А кофе и булочек нет? — с надеждой спросил Шпатц.

— Булочки были на завтрак, — вислые усы официанта стали казаться еще более унылыми. — Есть кисель. И чай.

— Чай, пожалуйста, — Шпатц вздохнул.

— А остальное?

— Давайте печень, —