Флобер - Бернар Фоконье

Флобер также обращается и к Виктору Гюго, с которым у него установились самые наилучшие отношения. Возвратившись из ссылки после падения империи, великий поэт решил опубликовать свои воспоминания об известном государственном перевороте 1851 года. В его книге были страницы, содержавшие некий компромат на принца Наполеона, поскольку тот предупредил Гюго о том, что назревает государственный переворот. Флобер просит Гюго исключить имя принца из соответствующей главы. Гюго не отказывает Флоберу в просьбе, но это не меняет ровным счетом ничего. Каждый легко угадает, кого автор имел в виду, когда описывал «красного принца».

Гюстав также хлопочет за Ги де Мопассана. Он обращается к министру просвещения Агенору Барду, знакомому еще со времен салонного чтения «Саламбо». Писатель просит найти для Ги более перспективное место, чем то, которое он занимает в Морском министерстве. В каком-то смысле Барду для Флобера — троянский конь в республиканской партии. Этот государственный деятель и по совместительству поэт является скорее хорошим знакомым Гюстава, но никак не самым близким другом. Франция обязана ему за разработку закона о начальном образовании, который в итоге был представлен Жюлем Ферри[361]. Гюстав хлопочет не только за Мопассана. Он также просит Барду оказать содействие в награждении Эмиля Золя орденом Почетного легиона, поскольку тот мечтает получить его, чтобы хоть немного оградить себя от нападок… Вдобавок Гюставу хочется, чтобы Барду помог ему поставить «Замок сердец», а также получить государственный заказ на картины его племянницы. Похоже, что это оказалось слишком много для одного человека, и большинство просьб так и не было выполнено. Флобер с досады называет Барду не способным ни на что никудышным человеком, «слабаком»[362] и даже простофилей[363]. Тем не менее уже на следующий год Барду берет Мопассана на службу в Министерство просвещения, где он будет заниматься вопросами, связанными с культурой и искусством…

Наблюдая за тем, как Гюстав с головой окунается в работу над сложным романом «Бувар и Пекюше», друзья писателя выражают крайнее беспокойство и предсказывают новый провал. Историк и литературный критик Ипполит Тэн[364], с которым пути Флобера часто пересекались то у принцессы Матильды, то на обедах у Маньи, делится своими опасениями с Тургеневым. «У меня складывается впечатление, что книга не будет иметь успеха, даже если и будет очень хорошо написана», — пишет он.

Флобер уже близок к тому, чтобы разделить эти опасения, но он не в силах отступить от своих планов. Для него все мосты сожжены и нет пути назад. Образ жизни, поступки и сделанный им выбор в литературе ставят его вне круга обычных людей. Он не может находиться в обществе, без того чтобы не ругать буржуазию, государство и правительственные учреждения. Его возмущает, что Тэн и Ренан хотят стать действительными членами Французской академии. «Почему хочется быть чем-то, когда ты уже есть кто-то»[365].

Флобер уже давно не тот, каким он был раньше. Он — художник. Другими словами, его можно назвать монахом-траппистом[366] в светском обличье, о чем он заявляет в письме, написанном Ги де Мопассану 15 августа 1878 года: «Вы жалуетесь на то, что женские попки слишком „однообразные“. Есть одно простое и верное средство — перестать пользоваться ими. „События не отличаются разнообразием“. Это реально. Впрочем, что вы знаете об этом? Речь идет о том, чтобы посмотреть на это с более близкого расстояния. Послушайте, что я вам скажу, молодой человек, надо больше работать. Я начинаю подозревать вас в некоторой легковесности. Слишком много шлюх! Слишком много катаний на лодке! Слишком много физических упражнений! Да, господин мой! Цивилизованному человеку не слишком нужны телодвижения, вопреки мнению врачей. Если вы родились для того, чтобы сочинять стихи, то сочиняйте их! Вам не хватает именно „принципов“. Сколько можно об этом говорить, но говорить надо. Остается узнать, о каких принципах идет речь. Для художника есть только один: все принести в жертву Искусству с большой буквы. Художник должен рассматривать жизнь как средство для достижения своей цели, и ничего более. И первым человеком, до которого ему нет дела, должен быть он сам».

Между тем все эти размышления о высоких материях не мешают Флоберу с горечью принимать удары, которые ежедневно наносит ему жизнь. Не видно ни конца ни края делу о банкротстве Комманвиля. Его лесопильня выставлена на продажу, однако потенциальные покупатели не спешат раскрывать кошельки, чтобы приобрести убыточное предприятие. Но на следующий год владельцу придется уступить лесопильню за бесценок.

Флобер опять на мели. Книги продаются плохо. «Я неумело управлял своей лодкой, поскольку слишком верил в идеалы. И я наказан за это. Вот и вся разгадка тайны»[367]. Гюстав хотя и несет этот крест, но вовсе не запирается в своем отшельничестве на семь замков. Осенью под предлогом посещения Парижской выставки он встречается, как всегда тайно, с Жюльеттой. За долгие годы его любовный пыл нисколько не угас.

В октябре он едет в Этрета. Эта поездка потрясает его. Он встречается с Лорой де Мопассан, матерью Ги. Гюстав находит, что она сильно постарела. К тому же из-за болезни глаз женщина почти ослепла. Впрочем, она переживет Гюстава на 20 лет и похоронит Ги, собственного сына… Вспоминая старую подругу, Гюстав сетует на то, что «мы есть старые изношенные машины»[368].

На повестке дня у Гюстава снова вопрос о поступлении на государственную должность. Занятие вполне почетное: несколько тысяч франков в год за неутомительный труд, который и работой-то не назовешь. Гюстав мог бы спокойно и безбедно доживать свои дни. Но он не может решиться на этот шаг. Леония Бренн, по которой Гюстав летом испытывал любовное томление, деликатно советует ему не пренебрегать этой возможностью за неимением лучшего… Он отвечает ей с достоинством старого раненого льва: «Неужели я способен занять какую бы то ни было государственную должность? Уже на следующий день меня выставят за дверь за дерзость и отказ подчиняться начальству. Сейчас я как никогда полон решимости скорее умереть от голода, чем пойти на малейшую уступку»[369].