Охотники на мамонтов - Сергей Покровский

«Река начала, скоро начнёт и озеро».

Уоми с восторгом вдыхал бодрящий воздух.

— Куррумба! Куррумба! — говорил он и прижимал обе ладони к сердцу.

И, как бы в ответ на его призыв, из-за леса показалась стая птиц. Это были первые лебеди весны.

И пылкому воображению Уоми казалось, что впереди них летит сама великолепная Куррумба, чудесная лебединая мать, подгоняемая теплым ветром.

«Скорее, скорее! Полетит и Уоми в свадебный поход на край света. Куррумба уже прилетела…»

* * *

Когда прошёл лёд, Уоми и его дружина заторопились окончить последние сборы.

Молодёжь рвалась в путь. Карась и Ходжа настаивали на том, что надо ещё переждать. Старики мазали салом священные посохи невидимых духов-покровителей. Они жгли перед ними съедобные приношения. Они молили их защитить детей от опасностей.

Перед самым отъездом к дружине Уоми стало примыкать всё больше и больше народу.

В поход собралась вся молодёжь. К ним присоединились вдовые мужчины и даже некоторые из женатых, жёны которых состарились и поседели. Из старших собрался в поход также Сойон. Жена его бросилась в погребальный костёр, который зажгли, когда справляли тризну по убитому суаминтами Сойону-младшему. Она хотела сопровождать его в странствиях по рекам и озёрам страны теней.

Гунда крепилась изо всех сил. Её привязанность к сыновьям, особенно к Уоми, не ослабевала с годами.

Она гордилась его удалью. Она краснела от счастья, когда при ней говорили о подвигах её сына.

Уоми уходит, она больше не увидит его. Он уйдёт не только из Ку-Пио-Су. Он уйдёт к той, которая ему снится.

Если он и вернётся, то вернётся не к ней, не к Гунде. Он построит новый шалаш для девушки с Большой Воды.

Ледоход прошёл, и озеро очистилось ото льда. Гунда с тревогой выходила на берег и следила, не начала ли убывать вода.

Нет, нет! Она ещё прибывает. Сегодня она ещё выше затопила берег, чем накануне.

Гунда поднималась на холм и смотрела оттуда, как река и озеро сливались в одно огромное море. Весна соединяла то, что было в разлуке весь год. Заливные луга, затопленные половодьем, стали продолжением озера и реки и были местом их слияния. Больше не было Рыбного Озера и отдельной от него реки. Было одно широкое, безбрежное море Ку-Пио-Су. Над ним летали чайки, плавали стаи лебедей. Сама лебединая мать, Куррумба, умывала в воде свои белоснежные крылья.

Как-то вечером вернулся Уоми и весело крикнул:

— Ну, вода стала сохнуть!

У Гунды упало сердце. Она встала и ушла, чтобы посмотреть, не ошибся ли Уоми.

Нет, он не ошибся. Вода отступала, и большой камень, который ещё утром был затоплен, теперь выглянул из воды и завтра выйдет совсем на берег.

В эту ночь щёки Гунды были мокры от слёз.

— Уоми уедет! Уоми уедет! — шептала она.

Кругом спят. Никто её не услышит.

Вдруг чья-то рука обвила её шею. Это была Кунья.

С тех пор как Пижму выгнал Кунью, дом Гунды стал для неё своим. Когда Пижму увезли в Каменную Щель, родные звали её назад. Старик остался в подземелье колдуньи. Он отослал сыновей, и вот уже больше месяца о нём не было ни слуху ни духу. Кунью уводили иногда братья и сёстры обедать, но вечером она всё-таки возвращалась и укладывалась спать рядом с Гундой. Гунда заменила ей мать.

Гунда ласково провела рукой по её лицу. Оно горело и было так же мокро, как её собственное.

Обе женщины обнялись и уснули. Им не нужно было ни о чём спрашивать друг друга. Они плакали об одном и том же.

На заре Гунда встала деятельная и бодрая, как всегда.

Во всех домах Ку-Пио-Су раздували огонь, и над кровлями уже поднимались серые струйки дыма.

Женщины готовили прощальный обед.

Когда стали спускать лодки, весь посёлок вышел провожать отъезжающих. Девушки утирали слёзы. Старики давали последние советы. Ребятишки суетились и бегали вокруг домов. Даже карапузы, насосавшись молока из материнских грудей, выползали из домов и смотрели на лодки круглыми глазами.

Наконец Карась скомандовал:

— Садись!

Он влез в свою огромную новую лодку и оттолкнулся шестом от берега.

Раздалось глухое бормотание бубна, и Ходжа затянул песню.

Вслед за Карасём стали отчаливать и другие лодки. Уоми искал глазами мать, чтобы последний раз обнять её перед отъездом. Но Гунды нигде не было видно.

— Скорее! Скорее! — торопили его товарищи.

Уоми ещё раз огляделся во все стороны и только тут заметил лёгкий челнок, в котором сидели мать, Кунья и Ная.

— Мать! — радостно крикнул Уоми.

— Проводим немного. Переночуем с вами одну ночь…

Водяной караван растянулся. Речная струя помогала ему. С берега громко кричали. С передней лодки всё тише и тише доносился глухой рокот бубна и певучий говор певца Ходжи.

На другое утро население Каменной Щели было разбужено голосами, доносившимися с реки.

Из шалашей и подземелий вылезли женщины и дети и побежали к реке. Мужчины захватили луки и стрелы и тоже пошли за ними.

Длинная вереница долблёнок выходила из-за крутого выступа берега. Челны быстро шли по течению.

— Что за люди? — спрашивали друг друга жители Каменной Щели.

Пижму с Урхату не спеша спускались к реке.

Урхату прикрыл глаза широкой, как лопух, ладонью. Начал считать, загибая пальцы; четыре пясти загнул целиком и ещё один лишний палец.

Вот сколько было лодок!

Лодки шли мимо. Ни одна не завернула в гости.

Пижму жадно впился зоркими глазами в ту лодку, которая шла впереди.

Рефа помогла ему от лихорадки. Она поила его настоем полыни, и Огненная Девка на время оставила его в покое.

— Молодые плывут. Из Ку-Пио-Су! — сказал он глухо. — За невестами. На край света собрались. Где Большая Вода, туда поехали…

— Чего же погостить не заедут? — спросил Урхату.

— Пусть едут! Назад бы не возвращались…

Урхату спустился к самой воде.

— Дай-ка лук, — сказал он младшему сыну.

С лодок давно уже заметили людей. Видели, как Урхату натянул лук и стал целиться. Стрела свистнула в воздухе и упала в воду, не долетев несколько шагов до лодок. Она не утонула, а поплыла по воде.

Уоми повернул к ней. Стрела была без каменного наконечника. Такими стрелами бьют белок, чтобы не дырявить им шкурок.

На заднем конце было привязано что-то белое. Это было длинное крепкое перо из лебединого крыла.