Оп Олооп - Хуан Филлой

он весь вспотел. Отстраненный, Оп Олооп полностью оказался в ее власти. Мадам Блондель втолкнула его в машину:

— Вон он! Вон в той машине! Едет прямо по улице Санта-Фе! Догоните его!

И, захлопнув дверцу, сказала chauffeur:

— Отвезите его домой: улица Ларреа, семьсот.

Вернувшись, бандерша рухнула на софу, как человек, избавившийся от тяжелого груза, и залпом осушила стакан с виски Опа Олоопа.

Посреди ночного покоя под сводом литургического неба жуком скользила машина.

4.50

Не прошло и десяти минут, как в дверь борделя постучали. Судя по звуку, стучали ключом; мадам Блондель сразу же подумала: «Комиссар или другой завсегдатай».

Ее удивление переросло в шок, когда она увидела, что по коридору идут Гастон Мариетти — сам Гастон Мариетти! — а с ним еще два господина: один симпатичный, с оливковым лицом, кудрявыми волосами и плечами как у портового грузчика, и второй постарше, хмурый, с угловатым лицом, стальной грудью и походкой чемпиона по метанию копья. Для нее этот невероятный визит представлял собой огромную честь, которую сложно себе представить. Все равно как если бы министр иностранных дел посетил инкогнито третьесортное консульство. Какой взгляд, какой рот, какие слова!

— Прежде всего, позвольте представить моих друзей: Робин Суреда…

— К вашим услугам.

— …Чистопородный креол, и Пит Ван Саал…

— Очень приятно, сеньора.

— …Финн.

— Финн? Какое совпадение! Нас только что покинул ваш соотечественник.

— Оп Олооп!

— Точно.

— Поэтому мы и пришли. Не подскажете ли, мадам…

— Будьте любезны, присядьте. Рамона, четыре порции «Johnnie Walker».

— Наш визит в этот, возможно, не самый подходящий час обусловлен…

— Вы знаете, монсеньор Мариетти, что мой дом — ваш дом, я полностью к вашим услугам в любое время.

— Благодарю. Так вот, нам необходимо знать, не произошло ли с Опом Олоопом чего-нибудь странного. Было ли его поведение в стенах вашего заведения нормальным. И, прежде всего, известно ли вам, отправился он домой или куда-то еще? Это самое главное. Он наш друг, которого мы высоко ценим, и его здоровье за сегодняшний день подверглось целому ряду испытаний, которые нет нужды перечислять. Убедительно прошу вас, мадам…

— Я все скажу. Сеньор Оп Олооп — воспитаннейший человек. Мы уважаем глубину его ума, его знания и щедрость, с которой он снисходит до нас, чтобы рассказать о вещах, связанных с нашей работой. Задирать нос в борделе — удел грубиянов.

— Он сказал, что едет домой? — озабоченно оборвал ее Ван Саал.

— Я все скажу. Сеньор Оп Олооп, вопреки обыкновению, явился сегодня очень поздно. Казался нервным. Попросил представить ему молодую шведку из наших девушек. Еще не увидев ее, он очень ею заинтересовался. И, даже не узнав ее имени, сказал, что она финка. Затем, еще больше разнервничавшись, он ушел с Кустаа, так зовут…

— Простите, сеньора. Дело срочное. Он отправился домой?

— Я все скажу. Я сама посадила его в машину.

— Он был пьян?

— Хуже. Куда как хуже. Он здорово начудачил в комнате девушки. Кричал, а потом вовсе вышел из берегов. Говорил, что наша девочка — дочь из его снов. Из его снов… Понимаете? Хотите послушать Кустаа? Я ее позову. Потом у него было два припадка ярости из-за того, что один наш клиент застегнул перед ним жилетку…

— Он, случайно, никому не навредил?

— Нет. Он напал на него… как бы это сказать?.. В своей галлюцинации. Когда тот уже ушел. Накричал на меня за то, что я вернула ему его же жилетку. Он ненавидит жилетки. Вот она, кстати. Затем спросил меня, знаю ли я какую-то Франциску. С ума сходил по этому имени. Я никогда не видела его таким, таким странным, таким… как бы это сказать?..

Сумасшедшим.

Друзья, покачивая головами, избавили ее от необходимости произносить это слово. Каждый сам пробормотал его себе под нос. Робин Суреда посоветовал Ван Саалу продолжать поиски. Рассказ хозяйки борделя указывал на то, что ситуация пошла вразнос. Еще больше обеспокоенный Пит поторопил женщину:

— Хорошо. Давайте уточним, сеньора, вы проводили его до машины. Вы слышали, какой адрес он сказал шоферу? Он смог назвать адрес?

— Нет. Его назвала я. Улица Ларреа, семьсот. Неподалеку отсюда.

Горечь разочарования наполнила их.

— Черт! Он переехал некоторое время назад. Он живет в Палермо на Авенида-Альвеар, — сокрушенно сказал студент.

— Поехали. Не будем терять времени.

— Может быть, он уже дома!

Пит и Робин распрощались с мадам Блондель. Сутенер, не забывая в спешке об учтивости, ненадолго отвел хозяйку в сторонку:

— Так, значит, мадам, работа оставляет время на отдых? Чем, по-вашему, объясняется падение доходов от бизнеса?

— Дурным воспитанием. Раньше в этом городе жили скромные и честные женщины. Благодаря этому, за счет «сложных программ», спрос был выше. Сегодня дамы так же испорченны, как и в любом другом цивилизованном городе. У каждой из них есть своя «программа»! Нам следует бороться с дурным воспитанием. Вы, монсеньор Гастон, при вашем влиянии могли бы что-то сделать…

Добродушная улыбка скользнула по губам сутенера.

— Ваша правда… Эта страна сильно шагнула вперед с тех времен, как я создал буэнос-айресский коридор. «Nella raffinatezza dell vizio c’e la civiltá d’un popolo»…[81] Да… Прогресс… Цивилизация…

— …Вредят нам. Помните столетие независимости? Какое было время! Как было славно…

— Да. Было славно проверять добродетель здешних горожанок!..

— Мы ждем вас, Мариетти, — поторопил его Ван Саал напряженным голосом.

— Иду. Мадам Блондель, я всегда к вашим услугам. И, церемонно распрощавшись, присоединился к своим друзьям.

Он ни в коем случае не собирался никого задерживать. Его тронули безусловная верность и упорство, с которыми Пит Ван Саал искал Опа Олоопа. И, отдавая ему должное, помогал, как мог.

Они сели в машину, на которой приехали в бордель.

— На Авенида-Альвеар, — велел Робин.

Есть люди, созданные специально для дружбы, люди, которые избегают удовлетворения инстинктивных потребностей, чтобы предаться истинной дружбе разумов. Ван Саал был тому примером. С того момента, когда статистик незамеченным покинул дом консула, беспокойство не оставляло Пита, заставляя предполагать самое страшное. Верный своему сердцу, ведомый рассудком, он бросился на поиски, чтобы оградить друга от бед и опасностей. И с того самого момента не знал покоя. Он четырежды пересек город из конца в конец, чтобы опросить всех знакомых Опа Олоопа, постоянно названивал ему домой и в полицию, прошел с полицейским, расследовавшим дорожную аварию, все места, где Оп Олооп имел обыкновение бывать, но безрезультатно. Нигде он не встретил ничего обнадеживающего. Чем большая растерянность его охватывала, тем больше крепло