Дурные - Ксения Михайловна Спынь

Лана опустилась рядом на сидение. Лягух взревел и помчался, будто по стартовому выстрелу.

Лана ещё раз вытерла руки. Спросила:

— Я долго?

Агнешка упрямо сжала губы и не стала ничего отвечать.

— Я долго, Лис?

— Угу, — кивнула Алиса.

— Прошу прощения, если так. Я просто… звонила всем… Хотела узнать, известно ли что-нибудь. В новостях, может быть, сообщали. Что-нибудь про нас.

Она, не договаривая, выкрутила ручку радиоприёмника, забыв, видимо, уже, как обещалась этого не делать. Радио пошелестело, пощёлкало, пособирало и передало, спокойно и уверенно, сводку новостей, сводку чрезвычайных происшествий, сводку спортивных событий, сводку погоды, сводку рекламы… Всё как обычно. Ничего такого, чего никогда бы ещё не случалось. Лана потерянно отпустила тумблер.

— Я говорила со своими… — продолжила она тихо, на грани разборчивости. — У них тоже ничего такого. Им ничего особенного не сообщали, и они ничего не слышали. Понимаете? Везде сейчас всё как всегда, привычная такая, нормальная рутина. Как будто вот этого вот, с нами, здесь, нет, не происходит — как будто мы не едем уже фиг знает сколько, не потерялись не пойми где, и никакая неведомая хрень не может сожрать нас каждый раз, как чуть перестанет везти. Понимаете? Всего этого просто нет. Нет больше ни для кого. Как будто… просто…

Агнешка вела, полуприкрыв глаза и не отворачиваясь от дороги впереди.

— Когда пару недель назад бомбили N, всем было пофиг, — заметила она. — С чего вдруг кому-то должно быть не пофиг на нас?

Лана хотела было что-то сказать, но не стала. Алиса тоже подняла голову, задумалась и провалилась в раздумья так глубоко, что забыла, похоже, проговорить их. За окном начинал накрапывать дождь.

Радио, пошуршав и пощёлкав в тон ему, поперебирало немного песенки — «в перевёрнутом мире мы одни, как в пустыне»30, «чьи-то звёзды вокруг, а мои перекрёстки пусты»31 и ещё что-то про Джейн Доу из междугородья — после ухватило кусок разговора — вероятно, чей-нибудь созвон.

«Хай, Терминал, — на заднем плане — видимо, где-то в комнате откуда пытались звонить — играла музыка. — Это я. Мы в нашем домике. Ну, то есть как, в нашем… Мы нашли его здесь, когда отошли немного с дороги. Так что, наверно, он наш, если нашли. Я тебе, правда, адрес не назову. Не знаю… Тут нет указателей. Попробуйте найти наш Уазик, а потом уже идти от него, тут должно быть недалеко, — голос замялся, прервался неловким смешком. — Знаешь, Блонд всё же вбила себе в голову эту бредятину — ну, про аварию, я рассказывала. Нет, пусть, если ей так нравится… Здесь прикольно в принципе. Пластинки… всякие вкусняшки… И всё время шумит дождь. Только Блонд постоянно ходит и истерит. Я уже говорила ей успокоиться… Знаешь, что волнует её больше всего? Что, если мы действительно разбились, она теперь так и останется с расквашенным носом, — голос засмеялся уже в открытую, потом опять прервался. — Ну, то есть это её нос, конечно… Понятно, что ей критичнее. Знаете что? Попробуйте всё-таки выйти на нас побыстрее. Это всё бред, естественно, что она несёт, но она так убедительна, что я ей скоро поверю».

Чем-то скрипнули — вероятно, искали, как отключиться — и до того, как нашли, ещё какое-то время было слышно, что там играло на фоне: «Ничего не ешь и не пей с той стороны, а у тебя уже вместо крови — их кофе».

15

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный,

Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,

Но ошибся дорогой и не рассчитал траекторий полёта. 32

Ольга Пулатова

— Клар! — крикнули вниз с проводов. — Клар!

Лягух завёлся с четвёртого раза и смог, наконец, сдвинуться. Крики заглохли. Два колеса постукивали — впрочем, дело скорее всего будет не в них, когда он встанет передохнуть где-нибудь, пока все там не передохнут.

Они ехали по разрытой размытой земле, непокрытой, непричёсанной, знать не знавшей, кто тут и зачем. Она просто лежала, и не водилось у неё ни путей, ни направлений — она даже не задумалась бы о таком, ей здесь было без надобности. Только линии передачи — обветренные опоры-столбы — шли разреженно наискосок и тянули за собой провода. Красноватая полоска медленно закатывалась за горизонт — там, где мог быть запад, там, где мог быть восток или юго-север, — закатывалась за горизонт везде.

— Какое некрасивое место, — пожаловалась вдруг Алиса.

— Да ладно, чем тебе не нравится, — откликнулась Агнешка. — Наоборот, апокалиптичненько. Dead end.

Лана, механически потиравшая руки, посмотрела на неё с подозрением:

— Надеюсь, это не будет поводом здесь остановиться?

— Специально? Нет. Я не настолько позёр.

Лана не ответила. Оттянув край рукава своей кофточки, она придирчиво оглядела его и постаралась оттереть пальцами, как будто там что-то было. Агнешка покосилась на неё:

— Лан, ну, хватит косплеить Шарля Сансона. Ему для кровавых галлюцинаций понадобилось казнить тыщу с чем-то человек за один день, а ты вроде ничего особенного не сделала.

— А? — та, отвлёкшись, подняла голову. — Это откуда?

— Не помню. Что-то про французскую революцию. Это больше по твоей части.

— Тебя сменить? — Лана посмотрела на неё внимательнее.

— Почему?

— Потому что ты ведёшь одной рукой.

— Ну. Тут это, наверно, без разницы, — Агнешка чуть поправила руль, вернула было левую руку на него. — Смени, если не сложно.

Лана пересела вместе со своими бежевыми перчатками без пальцев. Натягивая их, недовольно проследила, как справа устраивалась Агнешка. Руку она держала на весу и явно избегала чего-либо ею касаться.

— Крали! — успели крикнуть на прощание, и снова все звуки с той стороны окна утонули в кряхтящем стуке мотора.

Клали на них, клали. Какая разница, что ещё они будут кричать, если всё уже кончилось.

Алиса, затихшая на заднем сидении, опять подала вдруг голос.

— А мы куда-то именно едем теперь? — спросила она.

Лана нашла её в зеркале: та задумчиво посматривала по сторонам на электроопоры.

— Ну, просто, мы же хотели ехать до конца по трассе, а трассы здесь больше нет, — Алиса неуверенно помялась. — Это значит, мы уже совсем близко… или…

— Так да, всё правильно, — Лана кивнула. — Нам тут вроде вперёд по прямой. Мы так и едем.

Агнешка, поглядывая на неё, чему-то усмехнулась без особой радости. Отвернулась вперёд,

— Лан, а честно. Ты его придумала, да?

— Что?

— Город в конце трассы.

Лана помолчала.

— Ну.