Миры, которые я вижу. Любопытство, исследования и открытия на заре ИИ - Fei-Fei Li
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В каком-то смысле преддверие первого ImageNet Challenge было даже более волнующим, чем запуск самого ImageNet годом ранее. Тогда мы показывали миру то, что создали сами. Теперь мир будет показывать нам, что они создали с его помощью. Это было достойным продолжением биологического влияния, которое двигало всем проектом. В основе ImageNet лежала идея о том, что алгоритмы должны противостоять всей сложности и непредсказуемости окружающей их среды - природы реального мира. Соревнования привнесут в эту среду настоящее конкурентное давление.
Подобно нашим предкам-трилобитам, дрейфующим в древнем глобальном океане, алгоритмы компьютерного зрения современного мира вот-вот должны были попасть в свое собственное горнило. Присланные работы представляли собой первое поколение исследований, проведенных с помощью ImageNet, и мы держали их в руках. Я не мог не задаться вопросом: а вдруг это оно - вдруг мы вот-вот заглянем за новый рубеж?
Мы не были.
Победитель, представляющий совместную команду исследователей из NEC Labs, Rutgers и Университета Иллинойса, был примером машины опорных векторов, или SVM, - одного из алгоритмов, которые, как я предполагал, одолеют ImageNet. Ее довольно загадочное название - это ссылка на особенность геометрии высоких измерений, которую она использует, и символизирует ее абстрактную природу. В предыдущие годы SVM приобрели огромную популярность, и к 2010 году они стали считаться стандартом де-факто для распознавания объектов. Этот участник действительно показал достойные результаты, и мы высоко оценили усилия каждого из них. Но это было лишь небольшое улучшение по сравнению с передовыми работами в нашей области; вряд ли это можно назвать рассветом новой эры.
Это был момент разочарования, один из многих в истории ImageNet. Но если 2010 год был антиклиматическим, то 2011-й стал апокалиптическим. Победителем, на этот раз от исследовательского центра Xerox во Франции, стал другой SVM, и его производительность, хотя и улучшилась по сравнению с предыдущим годом, но номинально составила около 2 процентных пунктов.
Меня начало осенять, что я просчитался. Как я и предполагал, ImageNet оказался слишком сложным для большинства алгоритмов. Но SVM в оказался более надежным, чем я ему доверял, предлагая безопасную гавань для новичков и препятствуя агрессивным инновациям, о которых я мечтал. Два года подряд хорошо зарекомендовавшие себя алгоритмы демонстрировали лишь постепенный рост возможностей, в то время как настоящий прогресс, казалось, практически отсутствовал. Хуже всего то, что число участников уже падало, причем стремительно: за второй год регистрация сократилась со 150 до 96, а число самих заявок - с 35 до всего 15. Неудивительно, что все меньше и меньше людей считали, что усилия того стоят.
Сказать, что это было "унизительно", значит преуменьшить. Мы посвятили годы своей жизни набору данных, который на порядки превосходил все, что когда-либо существовало, организовали международное соревнование для изучения его возможностей и, несмотря на все это, добились не более чем простого подтверждения статус-кво. Если ImageNet был ставкой, то пора задуматься, не проиграли ли мы.
"Сильвио! Смотри! Я хотел показать тебе!"
В коридоре послышался голос отца, который с гордостью звал Сильвио посмотреть на свои последние достижения на гаражной распродаже. Его любимое хобби по-прежнему жило и процветало в Калифорнии, подкрепленное обилием пригородов и круглогодичной умеренной погодой. Он по-прежнему увлекался предметами, в которых был хоть намек на итальянское происхождение, и особенно гордился недавно приобретенным ремнем, на котором стояло его любимое клеймо: MADE IN ITALY. Мне было интересно, осознает ли он по прошествии стольких лет, что его дочь не только превзошла его с находкой итальянского производства, но и вышла за него замуж. И что сейчас он демонстрирует ей ремень.
"Ах", - услышал я ответ Сильвио. Я улыбнулась про себя. Одним словом он уже исчерпал все возможные варианты ответа.
Домом стал таунхаус в факультетском районе неподалеку от кампуса, и хотя это было вполне комфортное место, в котором мы с родителями были благодарны за то, что поселились в нем, опыт оказался раздробленным. Поскольку Сильвио и я так много времени проводили в гостях друг у друга, ни один из нас так и не смог сформировать свою местную идентичность. Перелеты через границу оставались частым явлением, отнимая столько времени на упаковку и распаковку вещей, координацию и поездки, прибытие и отъезд, что мы стали чувствовать себя скорее жителями неба, чем места на земле.
И все же под этой суетой скрывалось необычное спокойствие. Относительная стабильность моей матери сохранялась, и, несмотря на все трудности брака на расстоянии, визиты Сильвио способствовали ускорению его сближения с моими родителями. Конечно, он очаровывал их своей стряпней, когда гостил у нас, но они с удовольствием отвечали ему тем же. Они завели традицию готовить домашнюю китайскую еду, чтобы отпраздновать его первый вечер в городе, возрождая сложные композиции из риса, овощей, тушеного мяса, жареных в воке блюд и супов, которые я помнил по воскресным поездкам к бабушке и дедушке в Чэнду.
В свою очередь, большая часть разговора за ужином, который проходил в основном при моем посредничестве, единственном переводчике, была подстегнута его любопытством к тонкостям китайской кухни. Его восхищение было искренним - гораздо глубже, чем попытка дипломатии зятя, - и уважение было взаимным благодаря их приверженности к аутентичному сервису. Не было сделано ни одной попытки вестернизировать рецепты, и от этого он получал еще большее удовольствие. Это был обеденный стол, полностью населенный иммигрантами, но за которым, казалось, исчезали границы.
Все это было очень мило, пока длилось.
Всего через несколько месяцев я был обездвижен, невидимые якоря усталости пробивали пол и вгрызались в камень. Гири на ногах, гири на руках, гири на веках. Вместо того чтобы решить все проблемы наших отношений на расстоянии, мы с Сильвио приняли вполне рациональное решение усложнить их: мы создавали семью, и беременность стала для меня тяжелым ударом.
Третий триместр протекал особенно медленно, с обычным набором раздражителей, усугубляемых загадочными симптомами, которые беспокоили моих врачей настолько, что они запретили мне все путешествия до родов. Но мир не мог замедлиться. Студенты, исследования, преподаватели, постоянный вопрос ImageNet - все это символизировалось светящимся экраном и вечно вибрирующим телефоном - продолжало захлестывать меня.
Однако одно из этих колебаний показалось мне неуместным. Кто-то звонил в странный поздний час, и знакомое имя, обращенное ко мне, - Жан Сабелла -