Зелень. Трава. Благодать - Шон Макбрайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Круто, — говорю я. — Выдвигаемся.
Я быстро хватаю костюм с кресла, в надежде успеть убраться восвояси до того, как покажется мистер О’Дрейн. Опоздал, бля. Он уже спускается по лестнице. Маленький, щуплый чувак, пять футов и шесть дюймов ростом и весом от силы сорок фунтов: темные усы, волосы с аккуратным пробором посередине, которые стали абсолютно седыми уже через неделю после аварии. До смерти Мэган он был крупной шишкой в профсоюзе кровельщиков. Частенько мелькал в новостях во время забастовок — неизменно в очень стильных костюмах — и говорил всегда без надрыва, но по делу. Теперь он носит исключительно синие боксерские шорты и белые футболки, заикается и мало что соображает.
— Пппприввет, Ссстивен, — говорит он мне.
— Это Генри, пап, — поправляет его Арчи.
— Все ппппоппппрежнему в фффффутббббол игггграешь? — отрешенно спрашивает мистер О’Дрейн.
— Это Генри Тухи, пап. Генри. Скажи ему, мам. Мам? Мам!
На стене начинают бить часы. Родители Арчи оба одновременно подпрыгивают как ужаленные.
— Что, сладкий мой? — спрашивает миссис О’Дрейн.
— Папа опять называет Генри Стивеном, — жалуется Арчи.
— Ой, Арчи, веди себя там как надо, — говорит ему она, словно робот, повторяющий слова вслед за мамашей из телесериала.
— Ладно, в общем, вот ГЕНРИ, он отведет меня на свадьбу, — говорит Арчи. — О’кей?
Нет ответа. Мы поворачиваемся и направляемся к двери.
— На свадьбу? — спрашивает миссис О’Дрейн. — Что за свадьба? Ничего не слышала.
— И вы тоже идете. Мы там с тобой договорились встретиться, помнишь, мам? — терпеливо и спокойно спрашивает Арчи.
— Ах, да, и правда, — отвечает она, хмурясь и силясь что-то вспомнить.
— Ладно, пока, — прощается Арчи. — Пойдем, Генри.
— А кто такой Генри? — спрашивает мистер О’Дрейн.
Я беру Арчи под мышки, вытаскиваю из инвалидного кресла, спускаюсь вместе с ним на тротуар и усаживаю его на нижнюю ступеньку лестницы. Затем возвращаюсь за креслом. И последнее: нужно захватить костюм с пола у порога. Внутри мистер О’Дрейн наливает себе выпить и тут же, одним судорожным глотком осушает стакан. Миссис О’Дрейн оглядывается по сторонам и спрашивает в пустоту: «А где Арчи?» Выхожу на улицу, хватаюсь за ручки инвалидного кресла — совсем как за руль велосипеда. Арчи запрокидывает голову и смотрит прямо в небо.
— А хорошо сегодня солнце греет, — говорит он. — Аж лицу приятно.
— Да, еще как приятно, — соглашаюсь я.
И мы едем дальше.
Гарри Карран в непонятках.
— А почему ты спрашиваешь, не тяжело ли мне дышать? — спрашивает он меня.
— Да сдается мне, твоя долбаная экипировка препятствует циркуляции воздушных потоков, — говорю я и мельком бросаю веселый взгляд на Арчи, который смеется вместе со мной. Сегодня Гарри у нас в спортивной форме небесно-голубого цвета в обтяжечку: на нем футболка с V-образным воротом и короткие шорты, и то и другое с белым кантиком; подтянутые до самых колен полосатые гетры; в дополнение ко всему на шее болтаются спортивные очки.
— А, понял. Так все дело в костюме. Это говорит о том, как мало вы смыслите в эргономии.
— Эргономия — это что-то вроде «зацени мои шары»? — интересуюсь я.
— Нет, это значит «посмотрите, ребята, какая у меня задница», — поясняет Арчи.
— Очень смешно, — говорит Гарри. — Нам пора двигать. Ювелирный сегодня закроется рано.
— Сначала за Бобби Джеймсом, — напоминаю ему я.
— А ты уверен, что сто́ит? — жалобно спрашивает Гарри. — Он где сейчас вообще?
— Да вон он, у себя на газоне, собачье дерьмо собирает, — говорю я.
— И правда.
Со смехом мы проделываем путь в шесть шагов до его газона. С места в карьер Джеймси, который подчас сплетничает не хуже любой девчонки, начинает пересказывать нам байки про вчерашнюю драку, сам продолжая при этом собирать совком какашки за Боргардтом и не расставаясь с батончиком «Поп-Тарт».
— Вчера в Тэк-парке у Ральфа Куни был ствол, — сообщает он нам.
Слышно, как по дому в преддверии свадьбы в панике носятся подруги невесты и телефон звонит каждые десять секунд.
— Да кто тебе это сказал? — намеренно выказывая полное недоверие, спрашиваю у него я.
— Ральф, — отвечает он.
Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к двери подходит миссис Джеймс (пятьдесят пять лет, сиськи второго размера, золотые очки).
— Бобби Джеймс, — говорит она, — сколько можно собирать какашки за Боргардтом?
— Мам, я и так собираю их быстрее некуда. Всё? Довольна теперь?
— Если у Ральфа был ствол, то где он его, спрашивается, прятал? — интересуюсь я.
— А я откуда знаю? — отвечает Бобби Джеймс. — Он про него только потом сказал.
— Роберт, ты вообще никогда не соберешь эти какашки, если будешь болтать, — говорит ему мама.
— Ё-моё, мам, ты еще хотя бы минуту можешь подождать? — возмущается он в ответ.
— А куда вы пошли после драки? — спрашиваю я.
— Зашли в «Семь-Одиннадцать», — говорит Бобби, — пока папаня, урод, нас оттуда не выгнал.
— Роберт Джеймс, я ослышалась или ты только что назвал своего отца уродом? — спрашивает миссис Джеймс.
— Ничего подобного, — нагло врет он ей в ответ. — Может, тебе сходить уши полечить?
— Твой отец тоже вчера там был, — сообщаю я ему.
— Да, он мне сказал, что видел тебя и что рожа у тебя была как после встречи с привидением, — говорит Бобби.
— Это правда, — признаю я.
— Уши полечить, говоришь? Имей в виду, я еще не настолько старая и сил, чтобы выпороть тебя, у меня куда как хватит, — говорит миссис Джеймс.
— Так, мам, предупреждаю: еще чуть-чуть и я окончательно потеряю терпение, — предупреждает Бобби, кусая батончик, который он держит в той же руке, что и пакет с какашками. — Знаешь, Генри, а эти фиштаунские оказались хиловаты. Кардинал Крол уже прочитал отходняк всем пятерым, — продолжает врать он, а сам тем временем отправляет очередной орех в пакет в опасной близости от своего «Поп-Тарта».
На улице раздолбанные американские машины пускают клубы газа из выхлопных труб. Перед ними бросаются врассыпную к тротуару маленькие дети на великах и досках. Телки тычут шлангами в цветочные клумбы и кричат Ну-ка притормозил, урод водителям, которые, проезжая мимо них, успевают показать средний палец. Гарри делает растяжку. Я причесываюсь. Арчи смотрит куда-то вдаль: ему наплевать на споры между придурками, чьи ноги ходят.
— А что, Грейс тоже пошла с вами в «Семь-Одиннадцать»? — стараясь выглядеть безучастно, как бы между делом интересуюсь я (и при этом продолжаю расчесывать волосы).