Условно пригодные - Питер Хег

Он нигде этого прямо не говорит, но мысль эта лежит на поверхности. Мысль, что на самом деле человек одинок.

Когда я был изолирован от других людей, находясь в Ларе Ольсенс Мине в течение трех недель, то мир перестал существовать; в конце концов почти не осталось и внутренней действительности. Если человека полностью изолировать, то он перестает существовать.

Значит, на самом деле нельзя быть одиноким. На самом деле человек должен быть с другими людьми. Если человек остался совсем, совсем один,- он погиб.

Шведский профессор, специалист в области социальной психологии Йохан Асплунд в своей книге «Время, пространство, индивид, коллектив» и во многих других работах предложил рассматривать время как нечто, что люди совместно сохраняют. Подобно тому, как Юкскюль пытался найти основополагающие правила для осознания мира каждым отдельным человеком, так и Асплунд стремился описать правила для совместного осознания – для общения. При этом так, как никто никогда до него не делал. И в некоторой степени так же осторожно и скромно, как и Юкскюль.

В его книгах речь идет об общности. Однако сами они также во многом одиноки.

Йохан Асплунд и Якоб фон Юкскюль. Читаешь их книги, и возникает ощущение, как будто друг протягивает тебе руку, хотя ты никогда не сможешь встретиться с ними. Они знали нечто особенное о времени, возможно, они сами были больны. Они знали, что существуют границы того, насколько жестко можно удерживать человека, и что если перейти эти границы, то он сломается.

Юкскюль и Асплунд: Время не есть нечто текущее независимо от отдельного человека и от человеческой общности. Оно, кроме этого, формируется и сохраняется при помощи человеческого общения, и оно связано с органами чувств.

Когда прозвенел звонок, женщина из управления встала и посмотрела на часы.

– Думаю, мы приближаемся к концу,- сказала она.

Приближаемся к концу. Это прозвучало так многозначительно. Она имела в виду, что теперь стало ясно, что все мы, не только Август, но и мы с Катариной были невменяемыми. Что совершенно бесполезно продолжать тратить на это время. Что они уже прошли ту часть пути, которую собирались пройти. Что они уже достаточно наказали Биля и школу, закрыв весь проект.

Кроме этого, она имела в виду, что пришло время заканчивать. Прозвенел звонок. Как сигнал к тому, что очная ставка подходит к концу.

Все встали: Биль, Фредхой, и Карин Эре, и все остальные, даже взрослые люди, которые тридцать лет назад закончили школу,- это было рефлекторное движение. В тот момент, когда раздался звонок, время начало течь. Оно многое унесет с собой в пространство.

Навстречу этому потоку двинулась Катарина, слегка наклонив голову. Они не пытались задержать ее, но приостановились. Она подошла и встала прямо передо мной.

Я думал, она скажет что-нибудь об эксперименте, что он всегда будет продолжаться, что он никогда не прекратится, и тогда бы я кивнул.

Но она не об этом хотела сказать.

– Меня отправляют в Сваррё,- сказала она.- Всего на несколько месяцев. Я оставлю тебе свой адрес.

Если у тебя никогда не было своего дома и если тебя с кем-то разлучали, то тогда ты как будто переставал существовать: даже в такой маленькой стране, как Дания, найти друг друга было невозможно,- я так часто раньше с этим сталкивался, и она это знала.

Она посмотрела на меня, ее лицо исказилось. Это была любовь, я не мог этого вынести.

– Я обязательно приеду,- сказал я, зная, что это неправда. Она тоже знала это.

Если бы только мы могли быть с ней вдвоем. Но всегда были мы и Август, а теперь он был уничтожен; это чувствовалось как потеря собственного ребенка, я больше ее никогда не увижу.

Если у тебя все равно должны отнимать людей, то лучше было бы никогда не любить их.

– Попробуй не забывать про боль,- сказала она.- И свет внимания.

Никто ее не тронул. Но течение времени подхватило ее и унесло прочь.

Что это значит – предать ребенка?

В последние годы, пока я писал все это, Принстонский университет, где когда-то работал Эйнштейн, начал публикацию его собрания сочинений. В первом томе опубликована переписка с Миленой Марич, его первой женой.

В ноябре 1901 года, когда они состояли в гражданском браке, у них родилась дочь, Лизерл. Спустя восемь месяцев они отдали ее на воспитание, как полагают, в одну венгерскую семью. Очевидно, потому, что она мешала устройству Эйнштейна на работу и его карьере. В это время Милена Марич снова была беременна. Все держалось в тайне, позднее никто не смог найти следов Лизерл, а о ее существовании известно только из этих писем.

Большинство писем Эйнштейна этого времени, в том числе и те, где он справляется о дочери, построены по одной схеме. Сначала несколько строк с вопросами о матери и ребенке, затем он сразу же переходит к рассказу о том, что его действительно занимает, в эти годы это в основном проблемы термодинамики,- те, что вскоре приведут к созданию специальной теории относительности, опубликованной в 1905 году, в которой он излагает первую часть своих взглядов на время.

Он развелся с Миленой Марич в 1919 году, у них был сын. Их разрыв длился до конца двадцатых годов, потом они возобновили дружеские отношения. Сохранилось несколько сотен писем, написанных ими друг другу в течение последующих двадцати лет.

В этих письмах ни разу, даже между строк, не упоминается дочь, отданная на воспитание в другую семью.

Что заставляет людей покидать ребенка? И какое значение для них в будущем приобретает тот факт, что они это сделали?

Когда к Эйнштейну приходит мировая слава и журналисты задают ему вопросы о том, как он рос, он сам несколько раз использует выражение «труп моего детства» – «The corpse of my childhood».

Он утверждает, что имеет в виду тот суровый, ограниченный консерватизм, который его окружал.

Из его писем Милене Марич становится ясно, что его научные теории разрабатываются в знак протеста против этого консерватизма, с которым он столкнулся и в швейцарской политехнической школе.

Сам он позднее говорил, что теория относительности и рассмотрение времени и пространства были для него еще и бунтом против авторитетов, которые мешают мыслить. Из его писем становится ясно, что его космология развивалась и как политический поступок, и как психологический протест.

Как и стратегия выживания. Кто-то ел лягушек, другие разрабатывали в лаборатории теорию о пространстве.

Эта ограниченность, против которой он протестовал в своей работе, эти предрассудки стали в то же время тем, что заставило его и Милену Марич отказаться от их восьмимесячной дочери.

«The corpse of my childhood».

Двадцать лет я специально старался не думать о Катарине, если же мысль о ней все-таки возникала, я уходил от нее. Именно ребенок попросил меня больше не делать этого. Это случилось осенью девяносто первого года, когда я всего несколько месяцев работал над этой книгой. Она вошла ко мне в лабораторию.