Дьявол и темная вода - Стюарт Тёртон

Наконец он застегнул дублет, втиснул размахрившиеся полы рубахи в бриджи и оглядел ее – около воротника обнаружились несколько засохших капель крови.

Придется смириться. Другой парадной одежды у него не было. Дядя купил ему эту форму и офицерский чин. Может, у Яна Хаана и было бессчетное множество недостатков, но только он понимал, почему Арент хотел расстаться с родней. Только он не кричал на него, только он ничего не запрещал. Только он видел в глазах Арента страх. Преданность семье заставляла его отговаривать племянника, но тот твердо стоял на своем, так что дядя сделал все, чтобы обеспечить ему достойное начало самостоятельной жизни.

Арент тосковал по тому дяде, каким знал его в детстве. Теперь дядя очень и очень изменился. Сам Арент в демонов не верил, но понимал, почему верят другие. Было бы спокойнее, если бы существовал некто, кого можно во всем обвинить, прогнать и волшебным образом вернуть прежнего дядю.

Арент потер шрам. Дядя утверждал, что его оставил убийца, но зачем? И кому еще об этом было известно? Тот, кто знал о его прошлом, нарисовал метку Старого Тома на парусе. Он же сделал так, что Боси взяли в команду. А потом одел его в лохмотья прокаженного, помог забраться на ящики в порту и изречь грозное предупреждение.

Для того чтобы все это провернуть, требовались власть, план и исполнители – простой наемник не стоит таких усилий.

Арент оправил дублет и через рулевое отделение прошел в кают-компанию. Угрюмые стюарды разливали напитки, пассажиры и офицеры походили на смешивающуюся в источнике теплую и холодную воду, так что всплески веселости соседствовали с неловкими паузами, а учтивые разговоры неизменно переходили в тягостное молчание.

Зандер и Изабель беседовали с Сарой и Лией. У Сары были заплаканные глаза. Она увидела Арента на пороге и улыбнулась ему.

На душе у Арента потеплело.

Следом он заметил Воса. Тот с несчастным видом смотрел на кого-то в другом конце каюты. Арент проследил за его взглядом и понял, что Вос наблюдает за Кресси. Из всех присутствующих весело было только ей одной. Она вызывающе близко подошла к капитану Кроуэлсу. Трудно было сказать, кто из них одет лучше: белокурая Кресси в платье дамасского шелка, расшитом бусинами и кружевами, или Кроуэлс в шелковой рубашке, кожаном камзоле, оранжевых бриджах, окаймленных перьями, и ярком плаще в тон.

Кресси рассмеялась, продемонстрировав белоснежные зубки, потом игриво потянула капитана за перевязь:

– Признайтесь, капитан, кто вы на самом деле? Грубый торговец или джентльмен?

– А нельзя быть тем и другим?

– Это невозможно, – сказала она, тряхнув волосами. – Первый стремится сколотить и сохранить состояние. Второй же бездумно его тратит, не задумываясь о том, как оно ему досталось. Несочетаемые вещи, но вы умудряетесь сочетать их в себе.

Кроуэлс гордо выпятил грудь. Приятно получать комплименты от самой Кресси Йенс.

– Так скажите же, как вы сделались столь привлекательным ходячим противоречием?

Арент не сомневался, что Кроуэлс не уловил подвоха. Он был так очарован Кресси, что не понял, насколько прямолинеен ее вопрос. Сэмми говорил, что неудобные вопросы следует маскировать под любезности. Сэмми был в этом мастер, но Кресси превзошла даже его.

Что она задумала?

– Вам я признаюсь, госпожа Йенс, поскольку уверен, что вы найдете мою историю увлекательной, – ответил Кроуэлс, дерзко подступая еще ближе к Кресси. – Моя семья была богата до тех пор, пока дед, будь он проклят, не промотал фамильное состояние. И в детстве мы видели лишь остатки былой роскоши. Изящная мебель стояла в комнатах, которые были для нее слишком малы. Мать поддерживала в доме уклад того общества, которое нам пришлось покинуть, и время от времени могла воспользоваться чудом уцелевшими связями или взыскать какой-нибудь давний долг. Так я и получил патент капитана. Это была последняя услуга друга семьи, который более не хотел знаться с теми, кто не мог ему ничем отплатить.

Кресси изумленно прикрыла рот ладонью.

– Я оказался прирожденным мореходом, – бахвалился Кроуэлс. – Спросите любого матроса, и он вам скажет, что никто лучше меня не умеет определять курс и толковать изменения на небе и в море. Никто другой на «Саардаме» не касается карты, ибо не сможет вести нас правильным курсом. И все же эти умения неравнозначны тому, что я потерял. Вот я и берегу то, что осталось от прошлого. Манеры, платье, образование. Когда я наконец-то восстановлю фамильное состояние, то стану вести ту жизнь, которой был лишен.

Кресси посмотрела на Кроуэлса таким многообещающим взглядом, что Арент смущенно отвернулся.

– Вы – выдающийся человек, мой капитан, – сказала Кресси. – Но как же вы вернете фамильное состояние и, могу ли я поинтересоваться, как скоро это произойдет?

Кроуэлс понизил голос:

– По-моему, очень скоро. На таком корабле, как этот, большие возможности. – Он многозначительно посмотрел на каюту генерал-губернатора.

Как Кресси ни старалась, ей не удалось выведать у капитана что-то еще, и их разговор превратился в пустую светскую болтовню.

Арент вдохнул поглубже, собираясь переступить порог.

– Я сделал то же самое, – раздался позади пьяный голос.

Рейньер ван Схотен сидел в углу рулевого отделения, вытянув ноги и положив бутыль на колени. Его попытки приличнее одеться к ужину оказались безрезультатными. Винные пятна на рубашке он попытался прикрыть дублетом, но не справился с петлями пуговиц. Ленты бриджей были развязаны, а сами бриджи забрызганы мочой. От него воняло перегаром, потом, долгими ночами и сожалениями.

– Что с вами? – спросил Арент.

– Я совершил ошибку, – сказал ван Схотен, икнув.

Он являл собой жалкое зрелище, пугающее и печальное одновременно.

– Так хотел быть похожим на них.

– На кого?

– На них! – воскликнул ван Схотен, обводя рукой кают-компанию. – На трижды проклятых господ. Хотел того, что есть у них. И почти получил. – Он уронил голову на грудь. – Вот только я не знал, на что они пошли ради этого. Не знал, что от меня потребуется и чего все это стоит.

Арент шагнул к нему. Старый Том искушал людей, обещая исполнить самое заветное желание в обмен на услугу. Боси предупреждал в порту, что Старый Том собирался безжалостно погубить «Саардам». А кто, как не мастер-негоциант, может стать прекрасным орудием в этом деле?

– И чего это стоило? – спросил Арент.

Ван Схотен вскинул голову:

– А тебе-то что? Мальчишке, который отказался от имени Бергов, чтобы стать кем? Кто ты теперь? Пипсова моська.

– Чего это стоило? – повторил Арент.

Ван Схотен рассмеялся и удивленно одернул свой замызганный наряд.

– Я ненавижу Компанию. Всегда ненавидел. Выгода превыше морали, гордости и человеческой жизни. Видела бы меня сейчас моя матушка, ох и стыдно бы ей стало за то, что я совершил.