Мера ее вины - Хелен Чандлер

Он похлопал ладонью по обивке дивана рядом с собой. Я не хотела садиться. Эдвард всегда был ласковым прямо перед тем, как преподать мне урок…

— Преподать вам урок? — переспросил Ньюэлл.

— Это он сам так говорил, словно я была провинившейся школьницей. Ему нравилось объяснять мне, какая я невежда. Мне кажется, что слово «невежда» было его любимым и наиболее часто употребляемым словом, которым он меня описывал. Я сказала ему, что мне надо переодеть юбку, чтобы не запачкать сажей кожу дивана. Он ответил, что я должна делать так, как приказывает муж. Он довольно часто говорил о себе в третьем лице. Потом добавил, что потом у меня будет достаточно времени, чтобы почистить обивку. Когда он произносил эти слова, на его лице была улыбка, но выражение было жестоким, а само лицо — перекошенным, словно ему защемило мускулы. Я села.

— Я должен кое-что рассказать тебе, — произнес он. — И я сожалею, что не сделал это раньше, потому что не хотел тебя расстраивать. Мне кажется, что на нашей свадьбе Андреа слишком много выпила. Она отвела меня в сторону и начала болтать о том, что ты выбрала платье на размер меньше, что прическа тебе не к лицу. Я не стал обращать внимания на то, что она тогда наговорила.

Я хотела ему возразить, но не была в состоянии произнести ни слова. То, что он описывал, совершенно не было похоже на поведение Андреа. Она никогда не стала бы за моей спиной говорить обо мне гадости. Через некоторое время я уточнила у него, уверен ли он в том, что все было именно так. И вот как он ответил. Я запомнила его слова дословно: «К сожалению, да. Дай женщине выпить чуть больше, чем следовало бы, и язык у нее становится как у пойманной змеи».

И потом он сказал мне, что Андреа предложила ему себя. Он выразился именно так. Сначала я подумала, что как-то неправильно поняла его, и некоторое время размышляла над этим, пытаясь представить себе эту ситуацию, но все равно не могла ему поверить. Потом спросила, было ли что-нибудь между ним и Андреа. Эдвард поклялся, что даже пальцем к ней не прикоснулся.

Потом я поняла: то, о чем он мне рассказал, было просто невозможно и нереально. Андреа никогда так со мной не поступила бы. Я не обвинила его в том, что он врет, — на подобное у меня ни разу не хватило смелости на протяжении всей нашей совместной жизни. Я просто сказала, что он наверняка ошибается.

Мария подняла глаза. В зале суда стояла гробовая тишина. Даже Имоджин Паскал внимательно слушала. Мария стояла спиной к прессе, но слышала, что и журналисты перестали писать. Все хотели знать, что ответил ей муж.

— Эдвард не был человеком, которого можно было поправить и указать на то, что он ошибается, — продолжала она. — И это касалось не только меня. Я видела письма, которые он писал журналистам, оставившим плохую рецензию на его книгу или статью. Он ничего и никогда не прощал. Эдвард спросил меня, нужно ли мне рассказать самые неприятные подробности своего разговора с Андреа. Он знал, что этого я не смогу выдержать. Я совершенно уверена, что, если бы продолжала настаивать на том, что он не прав, он проявил бы всю свою фантазию и изобретательность, чтобы поставить меня на место. Поэтому я ответила, что знаю, что Андреа любит меня и не будет предавать. Ей не было никакого смысла этого делать.

Он очень близко наклонился к моему лицу и сказал:

— Что я должен сделать, чтобы доказать тебе свою преданность, Мария? Я тебя обеспечиваю и забочусь о тебе. У тебя есть дом, и, когда нужно, я даю тебе деньги. Что ты еще хочешь? Почему я вдруг стал человеком, которому нельзя верить?

И тогда я сделала самую серьезную ошибку за всю нашу совместную жизнь. Я ответила ему, что его версия маловероятна, потому что… он никогда не нравился Андреа. Я пожалела о том, что сказала это, еще до того, как закрыла рот. На лице Эдварда появилось выражение ненависти и злобы.

— И ты продолжала с ней дружить! Ах ты, вероломная сука! — заорал он, вставая.

Я чувствовала, что от него пахнет вином, и видела, как он приподнял плечи. Он был зол, как бык на арене. Я извинилась. Помню, что это был первый случай, когда я по-настоящему испугалась за свою жизнь, боялась, что он меня убьет. Казалось, что Эдвард абсолютно перестал контролировать свои действия. Он нагнулся и почти шепотом произнес мне прямо в ухо:

— Ты продолжала дружить со шлюхой, которая делала вид, что ненавидит меня, потому что не смогла со мной переспать, — и ничего не сделала, чтобы разорвать с ней отношения? Нам надо кое-что изменить, Мария. Ты должна правильно выстроить свои приоритеты. Я поужинаю и решу, как с тобой поступить. Иди наверх и подумай о своем поведении и о том, как ты можешь все исправить.

Я поднялась на второй этаж. Не знаю почему, но тогда я уже привыкла делать все, что он мне приказывает, и даже не могла допустить мысли о том, что могу отказаться. Какое-то время я размышляла над тем, стоит ли мне с ним спорить, но все, что он сказал, было правдой. Я продолжала дружить с Андреа, зная, что она думает по поводу Эдварда. По правде говоря, я не верила в то, что Андреа хотела переспать с ним. Даже если б он ей нравился, она не позволила бы себе этого из-за меня. При этом я не хотела верить в то, что мой собственный муж будет врать мне и делать так больно. Я согласилась прожить с ним всю жизнь и отказывалась верить, что он окажется таким подлым и будет мной манипулировать.

Мария замолчала, поднесла стакан к губам и поняла, что он пуст. Люди замерли. Все находившиеся в зале суда буквально сидели на краешках стульев и с нетерпением ловили каждое ее слово. Вот это и есть власть, думала она. Марии пришло в голову, что она может сказать им все, что ей вздумается, но понимала, что должна рассказывать правдивую или, скорее, максимально правдивую историю. Чем меньше она соврет, тем сложнее будет Имоджин Паскал поймать ее на том, что она лжет.

— Что случилось дальше? — спросил Ньюэлл.

Мария вздохнула.

— Я поднялась в спальню, и мне стало дурно. К счастью, я еще не ужинала. Когда поднялась с колен в ванной, то увидела, что Эдвард внимательно наблюдает за мной, сидя на кровати. Он сделал вид, что переживает из-за моего состояния, и сказал, чтобы я еще немного посидела на полу, если меня опять вырвет. Я чувствовала себя ужасно. Живот сводило от спазмов. Потом он сказал, что приготовил мне подарок и что я найду его на самой нижней полке шкафчика под раковиной.

Я не представляла себе, что это может быть, и открыла дверь шкафчика. Эдвард не был человеком, который часто баловал кого бы то ни было подарками. На нижней полке под раковиной лежала небольшая коробочка синего цвета приблизительно шести сантиметров в длину и в три сантиметра в ширину. Я открыла ее ногтем большого пальца.

— И что же там было? — тихо спросил Ньюэлл.

— Лезвия, — спокойным тоном ответила Мария. — Лезвия для бритья.

— И зачем ваш муж купил вам их? — чуть громче спросил адвокат, подготавливая публику к ответу на этот важный вопрос.

— Чтобы я резала себя, — ответила Мария, вытаскивая из руки кусок пластика и крепко зажимая кулак, чтобы остановить кровь. — Он знал, что в подростковом возрасте я так делала. Мы познакомились, когда он работал волонтером в благотворительной организации помощи людям, занимающимся членовредительством. Эдвард перестал работать в этой организации сразу после того, как мы начали встречаться. Говорил, что хочет избежать конфликта интересов. И я ему тогда, конечно, поверила…