Змей и голубка - Шелби Махёрин

Я опустила голову, с наслаждением чувствуя его пальцы на своей шее. Моя кожа уже не противилась этому, как прежде – наоборот, казалось, она теплела от его прикосновений. Мои глаза закрылись.

– Поговори со мной.

– О чем?

– Как ты стал капитаном?

Он долго не отвечал.

– Ты точно хочешь это знать?

– Да.

– Через несколько месяцев после того, как я вступил в ряды шассеров, я нашел за городом стаю лу-гару. И мы их перебили.

Ни одна ведьма не может похвалиться дружбой с оборотнем, но мое сердце все равно болезненно дрогнуло от его равнодушия. В голосе Рида не было ни сожаления, ни вообще каких бы то ни было чувств – он лишь констатировал факт. Холодный, сухой и неестественный, как заледеневшее море. Жан-Люк назвал бы это истиной.

Не в силах продолжать этот разговор, я тяжело вздохнула, и мы замолчали. Рид мерно заплетал мне косу, постепенно приноровляясь, все быстрее и быстрее. Пальцы его были ловкими. Умелыми. Но, видимо, Рид заметил, как напряжены мои плечи, потому что голос его был куда мягче, когда он наконец спросил:

– Как мне ее завязать?

– На тумбочке есть кожаный шнурок.

Он несколько раз обмотал шнур вокруг моей косы, а затем завязал в аккуратный узел. Во всяком случае, я предположила, что аккуратный. Рид во всем был аккуратен, прилежен, все у него было на местах и по полочкам. Не ведая сомнений, он видел мир черно-белым и от угольной грязной серости, что находилась между, не страдал. А ведь то были цвета пепла и дыма. Страха и колебаний.

Мои цвета.

– Лу, я… – Рид провел пальцами по моей косе, и снова у меня по коже побежали мурашки. Когда я наконец обернулась, он убрал руку и отступил, не глядя мне в глаза. – Ты ведь сама спросила.

– Я знаю.

Не сказав больше ни слова, он прошел в ванную и закрыл за собой дверь.

Рид

– Давай куда-нибудь сходим, – предложила Лу.

Я поднял взгляд от Библии. Сегодня утром Лу снова посещала лазарет, а после того как вернулась, просто села на кровать и уставилась в пустоту. Но вот взгляд ее не был пустым – нет, ее глаза бегали, будто наблюдали за чем-то, губы едва заметно шевелились, а пальцы подрагивали.

Я ничего не говорил Лу, но опасался, что близость больных дурно на нее влияет. В частности, один из них, мсье Бернар, особенно меня тревожил. Несколько дней назад отец Орвилль отвел меня в сторону и сообщил, что этого мужчину держат в цепях и постоянно под снотворным, чтобы он не покончил с собой. Похоже, отец Орвилль полагал: Лу постигнет большое потрясение, когда неизбежное все-таки произойдет.

Возможно, нам обоим не помешает небольшая прогулка.

Я отложил книгу.

– Куда ты хочешь пойти?

– Хочу булочку со сливками. Помнишь кондитерскую, где мы впервые встретились? Ту, что на Восточной стороне? Я раньше туда все время ходила, до того как… ну, до всего этого. – Она махнула рукой, указывая на нас.

Я с опаской на нее посмотрел.

– А ты пообещаешь вести себя прилично?

– Разумеется, нет. Так ведь будет совсем неинтересно. – Лу спрыгнула с постели и схватила свой плащ с вешалки. – Ты идешь или нет?

В ее глазах снова вспыхнула искра, которую в последний раз я видел еще до того, как мы пошли в театр. До сожжения. До… ну, до всего этого. Я внимательно оглядел Лу, ища в ней ту женщину, которую наблюдал последнюю неделю. Лихорадка угасла быстро, но вот нрав Лу – нет. Она будто балансировала на лезвии ножа – один неверный шаг, и она кого-нибудь поранит. Скорее всего, меня.

Или себя саму.

Но сегодня она казалась другой. Может быть, наконец оправилась.

– Тебе… уже лучше? – с сомнением спросил я.

Лу застыла, шнуруя плащ.

– Может быть.

Вопреки здравому смыслу я кивнул и потянулся за своим мундиром – но Лу тут же выдернула его у меня из рук.

– Нет. – Она погрозила мне пальцем. – Я хочу провести этот день с Ридом, а не с шассером.

С Ридом.

Я до сих пор не привык, что Лу зовет меня по имени. Каждый раз, когда она это делала, я чувствовал прилив необъяснимого восторга. Как и теперь. Я кашлянул и скрестил руки на груди, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимый вид.

– Это одно и то же.

Она скорчила гримаску и придержала для меня дверь.

– А вот это мы еще посмотрим. Ну что, идем?

День был ветреный. Холодный. Суровый. Остатки недавнего снега сбились по обочинам в бурую слякоть. Я спрятал руки в карманы штанов и досадливо поморгал в свете яркого полуденного солнца.

– Здесь жуткий холод.

Лу с улыбкой повернулась лицом к ветру, закрыла глаза и распростерла руки. Кончик носа у нее уже разрумянился.

– Когда холодно, рыбой не так сильно пахнет. Просто чудесно.

– Легко тебе говорить. У тебя-то плащ есть.

Она обернулась ко мне, улыбнувшись шире. Несколько прядей ее волос выбились из-под капюшона и затанцевали вокруг лица.

– Если хочешь, могу тебе тоже плащ стащить. Возле кондитерской как раз есть одежная лавка…

– Даже не думай.

– Ну и ладно. – Она поглубже закуталась в свой плащ – угольно-серый, весь в пятнах, изношенный с подола. – Как хочешь.

Хмурясь, я поплелся за ней по улице. Каждая мышца в моем теле содрогалась от холода, но я не показывал виду. Еще не хватало дать Лу повод для злорадства…

– Господи боже, – сказала она, смеясь. – На это просто больно смотреть. Иди сюда.

И она набросила половину своего плаща на меня. Он едва укрыл мне плечи, но жаловаться я не стал – особенно когда Лу юркнула мне под локоть и покрепче закутала нас в плащ. Я, удивившись, приобнял ее за плечи. Она только пуще засмеялась:

– Ну и дурацкий же у нас вид.

Я оглядел нас, сдерживая улыбку. Она не ошиблась. Я был попросту слишком велик для такого плаща, и нам пришлось неуклюже шаркать, чтобы под ним прятаться. Мы попытались идти шаг в шаг, но вскоре я сбился, и мы кучей-малой рухнули прямо в снег. Вот так зрелище. Прохожие неодобрительно на нас поглядывали, но впервые на моей памяти мне было все равно.

Я тоже рассмеялся.

Когда мы наконец ворвались в кондитерскую, и у меня, и у нее раскраснелись нос и щеки, а горло разболелось от смеха. Лу сняла с моих плеч плащ, а я уставился на нее. Улыбка вдруг расцвела на всем ее лице. Никогда не видел подобного преображения. Оно было… заразительно.

– Пан! – Лу распростерла руки. Я проследил за ее взглядом и увидел знакомого мужчину за прилавком. Низкорослого, полного. Яркие глазки-бусинки при виде Лу озарились восторгом.