Дедушка русской авиации - Григорий Волчек

— Молодец, Полторацкий, уважил коллектив на наш самый главный праздник!

Тем не менее, резко негативное отношение Нечипоренкова к Гоше никуда не делось. Сразу же после празднования годовщины революции замполит, настаивая на максимальной изоляции Полторацкого от здорового коллектива ТЭЧ, предложил через день гонять Игоря в наряды: кухня, патруль, внутренний наряд по роте. Замполит с удовольствием бросил бы Полторацкого и на караул под знамя полка, но делать этого было нельзя: Гоша по своим морально-политическим качествам для такой ответственной службы не подходил.

Гоша не протестовал — наряд для него был равнозначен отдыху. В наряде по роте Игорь преимущественно спал, а патрульный наряд проводил в читальне, кинозале Дома офицеров, или на квартире прапорщика — начальника патруля, беззаботно пьянствуя с хозяином хаты. Но лучше всего было в столовой. Ветеран продслужбы, Игорь четко распределял между камбузниками их задачи, проверяя исполнение четыре раза в сутки — перед ужином, завтраком, обедом и сдачей наряда. В остальное время Игорь спал, ел, играл с Касымовым в шеш-беш, или читал, благо солдатская библиотека совсем рядом со столовой.

Ради справедливости стоит упомянуть и один случай, когда четко отлаженная Игорем система организации кухонных нарядов дала сбой. Гоша, как обычно, пришел в столовую за полчаса до обеда — проверить общую готовность. Зал был вымыт до блеска, столы сервированы, не хватало только мисок. Полторацкий прошел в мойку и увидел в одной из ванн кучу мисок, не вымытых после завтрака и покрытых застывшим жиром.

— Где мисочник?

— А черт его знает. После завтрака исчез куда-то.

Игорь посмотрел книгу нарядов, прочел: «Шакаров, рота охраны».

— Кто такой этот Шакаров?

— Дух, недавно из карантина пришел.

— Всем быстро искать Шакарова!

Через несколько минут Шакарова нашли в гостях у земляка — посудника Пулатова. Игорь зашел в каптерку посудника. Шакаров, расстегнутый до пупа, закинув ногу на ногу, полулежал в кресле. Солдат курил, прихлебывал чай из граненого стакана и неторопливо беседовал с Пулатовым. Полторацкий разразился громким, длинным и кощунственным ругательством. Шакаров спокойно выслушал возмущенного Гошу, поставил стакан чая на стол, затянулся сигаретой и произнес магическую фразу:

— Да пошел ты нах…!

Полторацкого прошила молния: его, отца гарнизона, послал какой-то камбузник, дух, вчера вышедший из карантина! Да еще нагло развалившись в кресле! Да еще в присутствии свидетеля! Да еще в ответ на справедливую претензию! Ужас! Позор! Бесчестье! Игоря заколотило. В один прыжок Полторацкий очутился возле кресла, вытащил оттуда Шакарова, швырнул его головой об стену, а потом еще добавил и руками, и ногами. Когда к Игорю вернулась способность разумно мыслить, он подумал, что забил Шакарова насмерть. Тот лежал ничком, не дыша и не шевелясь. По полу расползалась лужа крови. Сохранявший спокойствие Пулатов вылил на земляка три ведра холодной воды. Когда Шакаров пришел в сознание, Полторацкий отчеканил:

— Идешь и моешь миски! На работу — десять минут! Иначе убью! Вперед!

Шакаров сорвался с места, прибежал в мойку, напустил в ванну крутого кипятку, обмотал руку тряпкой и стал с неимоверной быстротой полоскать миски. Вскоре все миски были вымыты и расставлены по столам.

Еще с прошлого года Игорь скентовался с ребятами из стройроты, казарма которой располагалась недалеко от казармы полка. Несмотря на то, что состав роты часто менялся (это и понятно — публика командировочная), структура и пропорции между категориями личного состава военных строителей оставались неизменными. Руководящее и направляющее ядро составляли бывших отсиденты, оттоптавшие либо «малолетки», либо взрослые зоны, либо, на худой конец, «химию». В основном, это были славянские кадры, изредка прибалты. К этому правящему слою примыкали кавказцы, как правило, не сидевшие, но борзые. При этом кавказцы не доминировали, как это было в некоторых других подразделениях — их подминали более старшие, опытные и тертые жизнью «люди с прошлым». Остальная масса строителей представляла собой «рабочий контингент». В разряде пахарей числились, в основном, среднеазиаты и неблатные «очкарики» всех национальностей.

Специфика строительных войск, где солдатам не доверяют боевого оружия (поэтому, кстати, они принимают присягу, держа в руках не настоящие автоматы, а деревянные макеты) проявляется не только в том, что здесь служит абсолютное большинство призываемых в Советскую армию бывших зеков. В строительные части засовывают все охвостья призывной молодежи, включая наркоманов, хроников и калек, не годных больше ни к какой другой службе. Однажды Полторацкий пошел в баню в неурочное время и застал там мывшуюся стройроту. Татуированная элита вольготно заняла все скамьи, душ и парилку, а остальная шушера скученно толпилась возле краников с водой. Полторацкий обратил внимание на двух солдатиков-азиатов: маленького роста, худых и очень смуглых. Вместо солидных мужских приборов между ног у них болтались какие-то крошечные висюльки. На вид пацанам было не больше одиннадцати-двенадцати дет.

— Что это за звереныши? — поинтересовался Игорь у Джона.

— Да ну их нафиг. Доходяги, один кирпич унести не могут. И не сделаешь им ничего — страшно трогать. Щелкнешь по лбу легонько — они уже умирают. Сейчас эти уродцы через день в наряды ходят — одну швабру вдвоем таскают! (Джон не преувеличивал — швабра в стройроте представляла собой грандиозное сооружение, сваренное из железных труб; весила она не меньше пуда, зато драила полы до блеска).

Потом Полторацкий видел этих солдат в строю. Утопая в ватниках, они с трудом ковыляли в сапогах, приходившимся им до колен.

Но изредка попадали в стройроту и выдающиеся люди. Однажды в санчасти Полторацкий познакомился с симпатичным и серьезным парнем Леней, призванным в армию сразу после окончания иняза. Он отлично знал несколько романских языков — французский, испанский, итальянский, и даже румынский. Культурный близорукий Леня работал помощником бетонщика — вручную месил раствор лопатой. В качестве «компенсации» за урезанный срок службы (после окончания вуза служат полтора года) буйные «шишкари» метелили бедного Леню постоянно, и если бы за него не вписался авторитетный земляк, Лене пришлось бы совсем туго. Интересно, что за время службы неутомимый полиглот выучил дополнительно к имеющимся еще узбекский, азербайджанский и грузинский языки.

После возвращения в ТЭЧ Полторацкий наведывался в стройроту часто, преимущественно по вечерам. Помимо ведения приятных разговоров, Полторацкий пил с ротными авторитетами водку, играл в карты на интерес, сражался в настольный теннис (Игорь, игравший в пинг-понг на уровне перворазрядника, обыгрывал всех). В знак уважения к Гошиным интеллектуальным и спортивным достоинствам местный умелец Вайшвилла бесплатно вставил Полторацкому рондолевую фиксу на верхний зуб, где у Игоря стояла пломба. Здесь, в стройроте, Полторацкий впервые увидел настоящего бугра. Еще по карасевке Игорь познакомился с «отцом азиков» Реджебовым, который поставил дело так, что при встрече с ним все гарнизонные азербайджанцы кланялись в пояс. Но Леша Татарчуков пошел гораздо дальше.