Огоньки светлячков - Пол Пен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Признайся, ты хочешь уйти?
Несколько дней назад мама задала мне тот же вопрос. Тогда мы говорили о больших зеленых бабочках. Потом я вспомнил, как племянник сжимал мой палец, вспомнил запах морковного супа, и желание уйти из подвала исчезло. Сейчас я думал о том, что сестра сказала об отце своего ребенка, о том, как пыталась отравить малыша. Мама и бабушка назвали его тяжелейшим из грехов. Зачем они заставляли сестру носить маску, раз лицо ее нормальное?
– Я хочу уйти, – сказал я, и сердце забилось сильнее. Я ощущал удары даже в горле. И появилось видение, в котором дверь в кухне стала уменьшаться в размерах, будто сжиматься, а потом взорвалась и исчезла, из образовавшейся пробоины на меня хлынул поток света, будто я кактус. Щекам стало жарко.
– Я знаю, как отсюда выйти, – раздался голос сестры. Она облизнула губы, подалась вперед, почти прислонившись к моему лицу. – Если будешь меня слушаться, то выберешься.
Удары в горле прекратились. Жар прошел. Дверь вернулась на прежнее место, она опять была закрыта. Как всегда. Потому что я вспомнил, как пальцы сестры шевелились в кармане сорочки, будто тараканы, это было совсем недавно, несколько часов назад. Потом она насыпала на грудь голубой яд, хотела, чтобы малыш больше не жил со мной в подвале.
– Вот еще, – сказал я. – Разве тебе можно доверять?
Я взялся за металлический поручень лестницы кровати. Раз сестра не хочет спать на месте брата, я уступлю ей свое.
– Не хочу тебя слушать. Помнишь, что ты хотела сделать с моим племянником?
Мне удалось вырваться и забраться на койку брата. Пружины, более податливые, чем внизу, легко приняли мой вес. Подушка же показалась мне неудобной. Очень тонкой.
Голова сестры легла на раму.
– Подожди, – сказала она.
Ее дыхание скользило по лицу, напоминая перебиравшую лапками муху. Мне стало неприятно, и я отвернулся.
– Выключи свет, – пробубнил я, глядя в стену.
– Ты вовсе не должен жить здесь взаперти, – прошептала мне в затылок сестра.
Ее слова вновь разожгли затухающее в груди пламя. Мне вновь захотелось увидеть мир, откуда прилетели светлячки.
– Мы здесь, потому что так захотели, – сказал я.
– Я слышала, как ты плакал. И говорил, что не можешь жить здесь.
Я задумался над ее словами.
– Ты ругала меня за то, что я оставил в кроватке банку со светлячками, – напомнил я сестре. – Говорила, это опасно для ребенка, но тебе нет дела до ребенка. Больше ты меня не обманешь.
Сестра провела рукой по моей спине, сжала плечо.
– Пойми, это они тебя обманывают. Твои родители. И бабушка. Подумай, зачем они заставили меня носить маску? Зачем сказали тебе, что мое лицо изуродовано?
– Отстань. – Я дернул плечом.
– Зачем сказали, что дверь в кухне открыта?
Я лежал и молчал, мысленно вернувшись в тот вечер много календарей назад, когда впервые подошел к двери в кухне. Я даже не попытался открыть ее, потому что был счастлив в подвале. С моей семьей. Как и положено маленькому мальчику.
– Бедный, тебе ведь даже не известно, почему ты живешь здесь. Или известно?
– Потому что мы не можем быть в другом месте, – повторил я сказанное мамой. – Так же, как все остальные.
– Я не об этом. – Сестра сильнее сжала мое плечо. – Ты знаешь, почему мы живем здесь, в подвале?
Я открыл рот, но понял, что мне нечего ответить. Я ведь правда не знал.
– А ты знаешь?
Она ответила не сразу.
– Нет, – прошептала сестра. – И я не знаю. Они обманули меня, как и тебя.
Она погладила меня по плечу и шее, по коротким волосам, которые маме никогда не удавалось состричь. По коже побежала приятная дрожь.
– Они обманули нас обоих. Сделали пленниками. Но ты больше не хочешь так жить. Им здесь нравится. Под землей. Без солнечного света. – Кончики пальцев прокладывали воображаемый кильватер в море моих волос. – Твой брат даже стал издавать звуки, подражая сверчкам, – прошептала она.
Я похолодел.
– Как он это делает?
– Ты не знаешь? Ртом. – Сестра сложила губы и выдохнула. Я не сразу понял, почему она обрызгала меня слюной. У нее получилось, хотя не сразу, и звук был очень коротким.
– Человек-сверчок? – оторопело произнес я и сглотнул. – Мой брат и есть Человек-сверчок?
– О нем ты тоже ничего не знаешь, верно? – ухмыльнулась сестра. – Надо же, их ложь гораздо больше, чем я думала.
Я резко натянул на себя простыню, дрожа всем телом, и принялся размышлять. Нет, что-то не складывается.
– Это не он. Я слышал, как Человек-сверчок ходил по потолку, а брат спал в своей кровати.
Сестра глухо засмеялась.
– Я не говорила, что это он. Но Человека-сверчка зовет он. Издает звук, как стрекочут сверчки, и зовет его.
Она вновь сложила губы, но на этот раз ничего не вышло.
– У твоего брата хорошо получается. Даже с такой губой.
Сестра нашла мою руку под простыней.
– Не бойся, теперь я буду спать с тобой. Можешь не бояться Человека-сверчка, кем бы он ни был.
Она поправила простыню.
Я заворочался и перевернулся на спину. Подумав немного, я высказал то, что давно меня беспокоило:
– Мне все врут.
Сестра несколько раз вздохнула прямо около моего уха.
– Мы ведь даже не знаем, точно ли находимся в подвале, – прошептала она.
Сердце опять забилось сильно-сильно, когда я понял смысл ее слов. Стоящая у ножки кровати банка со светлячками внезапно озарилась светом. Казалось, будто это восходящее солнце. Сестра погладила меня по шее. Это было приятно.
– А чем провинился ребенок? – вздохнула она. – Ты хочешь, чтобы его обманывали, как и нас? Чтобы он рос в этом подвале, где все ложь?
Я замотал головой и заметил, как приподнялась бровь на лице сестры.
– Конечно, не хочешь. Поэтому ты должен меня слушаться. Прежде всего, никому не говорить, что видел меня без маски. Клянись, что ничего не расскажешь.
– Как?
– Так же, как в тот раз. Когда обещал, что не скажешь, что папа со мной сделал. Эта тоже очень большая тайна.
Я вспомнил слова, что произнес той ночью.
– Клянусь Тем, Кто Выше Всех.
– Молодец, хороший мальчик. Теперь мы точно сможем отсюда выбраться.
– Но мама сказала, что мы не можем находиться в другом месте. И никто не должен знать, что мы здесь.
– Еще одна их ложь. Главное – выбраться отсюда. Сообщить, что здесь маленький ребенок. За ним непременно придут. И мы тоже сможем уйти из подвала.