Умереть на рассвете - Евгений Шалашов

— Ты Ванька, до седых волос дожил, а ума не нажил, — отчитала его Марфа. — Взрослый мужик, а по деревьям лазишь. Ничё бы с котом не сталось, посидел бы не жрамши день-другой, сам бы слез. А ты бы щас с дерева навернулся, что бы мы делали? Ладно бы сразу помер, а если б калекой стал? Кто бы за тобой горшки выносил?

Иван ничего не ответил. Хмуро посмотрел на бывшую жену, отряхнул со штанов ошметки коры, пошел за мукой. Отец, помогая сыну взвалить мешок, осторожно спросил:

— Мерин-тο краденый небось? Не боишься, что хозяин найдется? Топор возьмет да по башке тебе даст али в милицию заявит?

— Не краденый, — веско ответил сын, пристраивая мешок на спину. — В Кадуе у цыган выменял, а уж откуда они взяли — не знаю.

Занося муку и ставя мешок у печки, Иван усмехнулся в усы — в общем-то, он правду сказал. Выменял коня у цыган, а на что выменял, неважно.

— Рюмочку выпьешь? — поинтересовалась довольная мать.

— Чё спрашиваешь-тο, дура? — взвился отец. — Ты не спрашивай, ты бутылку неси.

Под горячие оладушки со сметаной так и выпить не грех. Николаев-старший, подобревший после первой стопки, стал вспоминать старое время:

— В прежние-тο времена коней редко крали. Боялись шибко. Щас-то чего — коли поймают, только в милицию сдадут, а на суде два года дадут, год отсидит да снова ворует. А раньше так было — мужики, коли конокрада поймают, ни в полицию, ни к исправнику не вели. Убийцу там, воришку какого могли и простить. А конокрадов били на месте смертным боем, чтобы все косточки до единой сломать, либо еще хлеще — подкоренивали. Вязали, значит, паскудника, потом дерево подрывали — подкорчевывали слегка, чтобы яма была, да в эту ямину и пихали. Бывало, говорят, по три дня стоны из-под дерева слышались.

— Афиноген, что ты за страсти-то говоришь? — рассердилась мать. — Лучше расскажи, куда Фроська подевалась. Ты ж с ее отцом говорил.

— Ну, налей нам еще по одной да убирай. После допьем.

Иван удивился — раньше батька, пока всю бутылку не выпьет да под стол не упадет, не унимался. Что такое со старым случилось?

— Трезвым мне надо быть, — неожиданно серьезно сказал отец. — Мало ли что ты удумаешь, а кто тебе помогать станет? Надо бы еще Яшку позвать.

— Да чё он удумает-то? — заголосила мать. — Сиди, старый дурак, на месте. Ничё он не удумает. И Яшку никуда звать не надо. Да, Вань?

— Так, — вскинул руки Иван, — вы мне все по порядку скажите!

— Ну, давай по порядку, — кивнул отец. — Довчерашнего дня Артемий — Фроськин отец, ко мне пришел, с сыновьями. Два лба здоровых, вроде тебя. Говорит — передай своему бандиту, что я Фроську домой забираю, в Дорку. Коли ни мужа, ни ума нет у бабы, пусть у отца с матерью живет. А сунется к нам Иван, мы ему башку оторвем. Так прямо и сказал — оторвем, мол. Корову с теленком увели, барахло на санях увезли.

— Чего? — вскипел Иван, вскинувшись с места. — Это кто кому башку оторвет?! Я сейчас сам им бошки поотрываю да в задницу вставлю. Герои, что ли? И не таким героям обрывал!

Иван рванулся к двери, но на дороге встала Ульяна. Мать, упав на колени, зарыдала, обхватив сына за ноги. Будь это кто другой — отшвырнул бы не думая, но через мать переступить не смог.

— Мать, да ты что? — растерялся Иван, поднимая Ульяну с пола. — Успокойся, не поеду я никуда.

Усадив мать на лавку, сел рядом. Ульяна, проревевшись и просморкавшись, начала выговаривать Афиногену:

— Вот ты, дурак старый, зачем парня подстрекаешь? Помочь ему надо, видите ли! Да еще и Яшку позвать! Ваньку хочешь под монастырь подвести да и Яшку заодно? У Яшки детишек трое, куда ему? Да было бы из-за чего, из-за бабы. Баб нынче всяких много, из-за каждой башку подставлять? А у Ивана своя жена есть, законная. Эх, Вань, не позорил бы ты меня на старости лет, жил бы ты с Марфой, все чин по чину бы было.

Фроськиного отца Иван помнил смутно. Да и откуда? Иван еще парнем был, а Артемий был уже женатым мужиком. Бывало, дрались Демьянка и Дорка между собой, а потом мирились. Но парни дрались и мирились с парнями, а мужики с мужиками. Артемия уважали, потому что он был мужик серьезный и малопьющий.

— Ваня, ты дядьку Артемия пойми — он из-за дочери сильно переживает, — неожиданно вмешалась Марфа.

— Налей-ка нам, мать, еще по рюмашке, — подал голос отец, обрадовавшийся, что помогать сыну не требуется.

— А чего ему переживать? — хмыкнул Иван, немного успокоившись. — Фроська — не девка на выданье, девство беречь не надо, баба уже, замужем побывала, мужа похоронила. Живет сама по себе, доедать-допивать к отцу с матерью не ходит. Не нравится, что с женатым мужиком живет?

— По нонешнему-то времени, хрен поймешь — женатый аль не женатый, — усмехнулась бывшая жена. — Раньше, коли в церкви венчанные, так женаты. А нонеча, как церкву закрыли, в сельсовет идти надо, бумажку тебе с печатью дадут — вот и женат. Развестись хочешь — опять в сельсовет, снова бумажку выпишут. Развод, вона как! Одни бумажки кругом, тьфу ты.

— Ну, мы с тобой и по старому времени могли развестись, — усмехнулся Иван. — Спрашивал я у одного попа — можно, мол, батюшка, венчанным супругам развенчаться? А он — христианин должен сочетаться браком один раз, но ежели, сын мой, в браке детей не нажито али жена изменяет, то следует испросить у правящего архиерея благословления.

— Да я это и без тебя знаю, — отмахнулась Марфа. — Я бы сама с тобой развенчалась, да где архиерея найти? Владыку Варсонофия расстреляли, других тоже не видно.

— У Варсонофия дома гранату нашли, — сказал Иван, вспоминая восемнадцатый год. — А еще он контриком был, целую организацию создал. Я сам про то в газете читал.

Марфа лишь отмахнулась и, словно не услышав бывшего мужа, говорила:

— Да что про архиереев говорить, если и простых попов не осталось. Кого не расстреляли, тот в тюрьме сидит. У тех, кто на воле остался, последнее отымают. Вон у батюшки Михаила в Чуди все зерно из амбара вывезли! (Иван чуть не заорал: "Не все, половину только!", но промолчал.) Если по церквям такое непотребство творится, что про другое говорить? По нонешним временам, кто с кем живет, всем нас… ть. Жила бы Фроська с женатым мужиком, простым да работящим, так хрен-тο с ней, перетерпел бы батька. Ну, разве что сходил бы да тебе в морду дал, а ты бы ему сдачи, потом бы сели да выпили, помирились. Или коли бы вы в законном браке были, так тоже деваться отцу с матерью некуда. А у вас — ни то и не се. Тебя убьют, а ее из-за тебя в тюрьму посадят, а чего ради? Не хочет Артемий, чтобы дочка с бандитом жила. Ну, подумай, какой отец такой жизни для дочери хочет? Доведись до тебя, коли бы у нас с тобой дочь была, хотел бы, чтобы родная кровинушка полюбовницей у бандита была?

— Марфа, ты скажешь тоже! — поджала мать губы, обидевшись на слова невестки. — Ты чё такое про Ваню-то говоришь? Какой он бандит?

— А кто он тогда? Труженик честный? Работает от зари до зари, пот льет? Все говорят, что Иван Николаев с бандой своей народ грабит. Сколько уже убили?