Летний сон в алых тонах - Кристоффер Хольст

– Что же ты наделала, девочка моя, – шепчет она. – Что же ты, черт побери, наделала?

Янна делает глоток чая из кружки. Наверное, чтобы смочить пересохшее горло.

Она долго говорила. Рассказала о том, что случилось на шахте десять лет назад. О том, что произошло в ту ночь, когда Йенни, или Янна, убила Юсефину. Случайно.

Сама я не выпила ни глотка.

Я не осмеливаюсь пошевелиться. Не произношу ни слова. Я боюсь того, что сейчас произойдет. Что она сделает? Убьет меня?

Дождь прекратился. И теперь совершенно тихо. Я делаю глубокий вдох.

– Янна…

Она наклоняет голову. Внимательно смотрит на меня.

– Да?

– Мне ужасно жаль, что с тобой такое произошло. Но… ты должна понимать, что это была не твоя вина.

– Не моя?

– Нет.

Она улыбается.

– Сложно сказать. Они заставили меня поверить в то, что это была моя вина.

Янна снова переводит взгляд на стену с фотографиями. Должно быть, она смотрит на фото с компанией девчонок. А может, туда, где она сама.

– Ты имеешь в виду Каролину? И Ину?

– Всех. Эббу тоже. Их родителей. И мою маму.

Мои ноги дрожат. Я опускаю чашку чая и прижимаю ступни к полу, чтобы унять дрожь. Когда я открываю рот, то мой голос звучит так, словно принадлежит совсем другому человеку. Гораздо старше меня по возрасту.

– Это… это была не твоя вина, Янна. Ты была ребенком, просто ребенком и…

– Они сломали мне жизнь, Силла.

В ее голосе прорезываются мрачные нотки. Внезапно она оказывается больше похожей на взрослую женщину, чем на подростка.

– Ты это понимаешь? Они сломали мне жизнь. Откуда ни возьмись появилась полиция. И начала разговаривать с моей мамой. А мама в тот момент была… не совсем в форме.

Я киваю. Вспоминаю, что Рози говорила мне о Лолло. О том, как она кутила каждый вечер, пока остальные задавались вопросом, где болтается ее ребенок.

– Они забрали тебя от нее? Социальная служба помощи детям?

Янна кивает.

– Да. Она сменила фамилию. Я тоже поменяла себе имя. И несколько лет меня мотало по разным приемным семьям. Мотало и мотало. И ты думаешь, хоть кто-нибудь заботился обо мне? Думаешь, хоть кому-то было до меня дело?

Я сглатываю. Качаю головой.

– Нет, никому я была не нужна. Рано или поздно, но все они узнавали о том, что случилось, и тогда всеми силами стремились избавиться от меня. Конечно, кто же захочет иметь ребенка, который убивает других детей? Я все понимаю. Я бы тоже не захотела. Никто бы не захотел.

Я чувствую, как сама начинаю плакать. Тихие горячие слезы текут по моим щекам.

– Янна… ты не винова…

– Два года назад мне разрешили вернуться домой.

– Домой?

– Да, домой. В квартиру на Йердет. К маме. К тому времени она взяла себя в руки. Бросила пить. Прошла курс реабилитации. И наконец-то кого-то встретила. Успокоилась. Так что мне позволили переехать жить к ней. И… я была так счастлива. Только тогда я поняла, как сильно соскучилась по ней. Потому что… человек никогда не перестает надеяться. Понимаешь, что я хочу сказать?

Я молча киваю, смахивая со щек слезы.

– Я понимаю тебя, Янна. Очень хорошо понимаю. Но повторю снова, это была не…

– Но я успела побыть дома всего несколько недель, как мама объявила, что мы приглашены на ужин. На ужин к ее новому парню. У меня не было никакого желания встречаться с ним. Хотелось только, чтобы они провели этот вечер вдвоем. Но она заставила меня отправиться туда. В его квартиру.

– И там ты увидела ее?

Янна молчит. Ее взгляд встречается с моим, и он так темен, что даже больно.

– Да, там я увидела ее. Каролину.

О боже. Посреди всех этих ужасов я внезапно прониклась симпатией к этой молоденькой девушке. Сначала ее лишили детства. Потом матери. А когда ей все же позволили вернуться обратно домой, мама встретила нового мужчину. Ни с того ни с сего Янна получила сводную сестру. И не кого-нибудь, а Каролину.

– Но… она тебя не узнала?

– Нет. По счастью, она меня не узнала. Я изменилась. Стала выглядеть иначе. Зваться иначе. Да и в любом случае она едва взглянула в мою сторону. Но я-то узнала ее. Она была все такой же. В точности. Такой же… злой, какой она была десять лет назад.

Она точно убьет меня.

Это единственное, о чем я могу сейчас думать.

Она расскажет мне всю правду, а потом убьет.

Иначе зачем она сюда пришла?

Она знала, что я веду свое расследование. Знала, что я догадаюсь.

– Как ты только могла жить с ними? – тихо спрашиваю я. – С Каролиной и ее отцом?

– Я старалась держаться в сторонке. Наедине с самой собой. И, пожалуй, они мне были за это даже благодарны. Ведь я была им не нужна. Я была не такая, как они. Вот мама была или, во всяком случае, пыталась быть такой. Но она не такая. Без Людвига она никто. Я с самого начала решила не мешать им. Пусть все идет своим чередом. А я пока окончу школу, стану совершеннолетней и уеду куда-нибудь. Но потом…

В моей голове проносятся слова. Слова из блога Каролины. Они бегут в моей голове, словно телеграфная лента. Черным по белому. Ты поцеловала его на балу. Я видела тебя. Ты прижималась к нему. Ты знаешь, кто ты. Держись подальше.

– …потом появился Бенжамин, – заканчиваю я.

– М-м.

– Ты поцеловала его на весеннем балу. В школе.

– Это он поцеловал меня, – внезапно рычит Янна.

Я испуганно подаюсь на самый край дивана.

– Прости.

– Он сам поцеловал меня. В углу танцпола. Каролина ушла домой и… я не знаю. Он был пьян. Наверное, ему было интересно поцеловать захмелевшую сводную сестрицу Карро. Которая ничего другого в своей жизни не видела. И он наверняка думал, что никто его в тот момент не видит.

Но Каролина видела, проносится у меня в голове.

– Но эта шлюха была там и шпионила за нами. Она прекрасно видела, что это Бенжамин решил поцеловать меня. Он хотел поцеловать меня.

Теперь и у Янны трясутся руки. Не от страха, а от злости. Я думаю о том, что рассказал нам с Рози Пол. О девушке, с которой разговаривал Бенжамин, стоя под разноцветными фонариками в тот июньский вечер.

– И что случилось потом? – спрашиваю я осторожно. – С Бенжамином? Вы еще встречались? Встречались в тот… праздничный вечер?

Какое-то время Янна молчит. Я чувствую, как пот градом течет по моему телу. В домике душно и жарко, словно вечерний зной снаружи проникает во все дырки и щели и не дает вздохнуть.