Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

Вернувшись к вечеру, после того как «по горячим следам» нашли убийцу (им оказалась красивая, помятая от запоя блондинка тридцати пяти лет, которой Чубарник отказал в главной роли нового фильма), капитан озабоченно сидел у себя в кабинете. Место Гали Михайловой пустовало. Она вместе с Сидориным отправилась в какой-то архив. Предстояло выяснить, в какие годы работали в институте при Академии наук два научных сотрудника, ставших после реформ бизнесменами. Один из них вчера умер, выпив рюмку подарочного коньяка. Другого вполне можно было подозревать в отравлении из-за финансовых нестыковок между бывшими товарищами.

Маслаченко решил перекусить хоть под вечер, достал термос с чаем и выпечку, купленную в переходе рядом с метро «Тушинская». Вдруг он отложил термос, отыскал номер телефона и позвонил Ряузовым.

Трубку сняла Нина Филипповна, она только что пришла с работы. Дальше разговор был следующего содержания.

– Здравствуйте. Говорит капитан Маслаченко.

– Здравствуйте, Андрей… – грустным голосом отозвалась Ряузова, – Андреевич…

– Скажите, пожалуйста, я могу поговорить с Дмитрием?

– Да. Он как раз пришел с подготовительных курсов. А… что-нибудь случилось?

– Ничего важного. Буквально пара вопросов.

Взял трубку Дмитрий. По недавней армейской привычке сказал бодрым голосом:

– Здравствуйте, товарищ капитан. Чем могу вам помочь?

– Подъезжай, если не затруднит, ко мне в управление. Комната одиннадцать, второй этаж. Сегодня получится?

– Я на машине. Пять минут на сборы и через час буду у вас. Если, конечно, не какое-нибудь ДТП.

– Ну… тьфу, тьфу… Жду, – сказал в завершение разговора Маслаченко и подумал: «Если меня не пошлют на выезд: труп, задержание или…» Взял ватрушку и отхлебнул чай.

Дмитрий приехал точно в срок. Вошел скромно, со стуком. Подтянутый, аккуратный, в зимней куртке-пуховике. Без шапки, коротко подстрижен. Улыбнулся словно бы по-приятельски, но без фамильярности, вежливо.

Внутренне избавляясь от невольной симпатии к этому ладному парню и помня о его помощи при нападении хулиганов, Маслаченко все-таки хотел услышать от него желаемое с точки зрения раскрытия свежего преступления. Да, конечно, если бы не Дмитрий, капитану, наверно, не удалось бы вырваться из тесного треугольника нападающих. Но Маслаченко собирался в любом случае оставаться добросовестным сыщиком.

– Садись, – предложил он, указывая на стул.

Дмитрий сел, взгляд его, как оценил психологический анализ опера, был безупречен. Взгляд человека, не знающего за собой ничего дурного. Не собирающегося что-либо скрывать или замалчивать.

– Я хочу тебя спросить, как выглядит твой друг, с которым ты вместе учился в школе и сейчас вместе работаешь. Его, кажется, Сергей…

– Ардаматский.

– Да, Сергей Ардаматский.

– Среднего роста, даже чуть пониже. Метр шестьдесят пять сантиметров. Брюнет, глаза карие. Парень крепкий, выносливый, быстрый. Дед у него, по-моему, с Украины… или из Краснодарского края. Воевал в войну в кавалерийских частях.

– Дед? – переспросил Маслаченко, цепко соображая. – А сам Сергей где служил? По связи, вроде… я помню…

– Он вообще-то электронщик.

– Значит, он разбирается в приемниках. Может быть, в телевизорах?

– Конечно. Любой телевизор… импортный, какой хотите, починит в любое время.

– Ты, пожалуйста, воспринимай без волнения, – капитану не хотелось огорчать Дмитрия Ряузова, на чьем лице стали проявляться признаки беспокойства.

– А в чем дело? Спросите прямо, товарищ капитан.

– Дело в том, что милиция ищет человека, по внешним данным и другим показателям очень похожего на твоего друга Сергея Ардаматского.

И капитан Маслаченко рассказал о взрыве телевизора, обожженной консьержке Кульковой и каком-то подозрительном молодом человеке, выдававшем себя за мастера с телефонного узла.

– Кулькова… – проговорил Дмитрий, вспоминая. – Это та злобная аферистка, которая…

– Мы с тобой говорили по телефону о том, что Кулькова и Хлупин должны бы понести наказание за их провокации и клевету по отношению к погибшему Всеволоду Васильевичу Слепакову. К сожалению, следствие не смогло доказать их вину. Но… ты понимаешь? У твоего друга имеется четкая мотивация отомстить за твоего отца. Слепаков ведь твой отец? Ты по паспорту Дмитрий Всеволодович, не так ли?

Дмитрий сурово кивнул:

– Мать дала мне отчество отца, хотя они не регистрировали свой брак официально. Вы хотите сказать, что я уговорил Сергея…

– Ты мог просто рассказать ему обо всем, а он уж сам принял решение.

Юноша пожал плечами, потом покачал головой.

– Серега Ардаматский никогда не пойдет на преступление. Тем более, такое подлое и заковыристое. Против старухи… даже если она и…

– Я уверен: ты ничего не знал, – прервал Дмитрия старший оперуполномоченный; он в душе радовался возможной ошибке и одновременно, как сыщик, испытывал чувство досады. – И все-таки следует проверить.

– Проверяйте.

– Ты знаешь, где находился Ардаматский шестого декабря утром? В двенадцать тридцать, примерно.

– Знаю. Мы вместе были в мастерской. Работали, чинили иномарку. Работали с девяти часов.

– Не обижайся. Кто, кроме тебя, видел Ардаматского в мастерской?

– Все видели. Бобров, Саламатин Константин Николаевич, лакировщик. Ну, еще кто-то заходил… А, Крысин Олег, шофер. Лазуткина Катя, учетчица. Переписывала цены на материалы. Правда, она приходила в двенадцать… Остальные все видели Серегу. Товарищ капитан, садимся на моего «жигуленка» и поехали делать опрос свидетелей. Я правильно рассуждаю? Чтобы вы убедились: я не успел никого предупредить.

Маслаченко засмеялся горячей готовности Дмитрия Ряузова отстаивать справедливость. Он лукаво сузил в прищуре левый глаз с характерной украинской повадкой – недоверчивым благодушием:

– А, може, ты, Дмитро, вже усих и прэдупредил?

– Невероятно, товарищ капитан! Значит, столько людей должны быть в полном курсе событий и покрывать меня и Сергея? Это чересчур.

– Ты прав. Это маловероятно. И все-таки поехали. Как говорится, чтобы совесть была чиста.

– Вы убедитесь в невиновности Ардаматского и закроете дело?

– Его ведут опера из другого отдела. Пусть ищут, где хотят, ложного телефониста. Молодого человека небольшого роста, чернявого.

– А все-таки судьба отомстила за отца, – сказал Дмитрий.

– Ты считаешь, судьба? – усмехнулся Маслаченко.

* * *

Декабрь длился неутешительно; не проявлял уже три недели никаких признаков настоящей русской зимы – то есть: ни исконной морозности, метели и снегопада. Больше было на улицах грязи и смога, чем умилительной белизны. Но повсюду уже сияли цветным стеклом и золоченой фольгой искусственные елки из темно-зеленой синтетики, опрысканные хвойным дезодорантом. Неистовавшая с наступлением вечера реклама радужно вспыхивала, будто беззвучные взрывы, кокетливо, мелкими огоньками взбегала вверх и обрушивалась каскадом, переливалась волнами светового цунами и иероглифами эзотерических знаков, лучилась вифлеемскими, масонскими, советскими и многовекторно-астрологическими звездами. К этому излишеству присоединялись мириады циркониево-голубых огней в бесконечном движении автомобильных потоков.