Еще о женьщинах - Андрей Ильенков

У моего приятеля Эдика была подружка. И однажды на дискотеке они долго и горячо целовались, но, поскольку оба были сильно навеселе, это как бы не считается. А тут они снова стали целоваться. «Тут» — это значит непосредственно в палатке, в которой кроме них ещё мы, то есть я и Вова. Но Эдик с подружкой, опять достаточно пьяные, на нас с Вовой не обращают ни малейшего внимания, а только целуются, да, как говорится, целуются час от часу не легче. Когда же они вдобавок стали обниматься, мы с Вовой не выдержали и решили оставить их наедине. Потому что лежать и лицезреть всё это было невыносимо. Мы же тоже не железные. Впрочем, выглядел наш уход как проявление особой деликатности и похвального такта.

Ночная природа встретила нас неласково. Резкой сыростью, чрезмерной прохладой и мириадами комаров. Мы раздули потухавший костёр и бросили в него свежих веток, чтобы согреться и дымом отпугнуть насекомых. Дыма действительно получилось много. От него, правда, не стало теплее, да и комары не больно-то испугались, зато стало есть глаза. Так что стало даже ещё хуже. Я предположил, что, может быть, в рюкзаке ещё что-нибудь осталось, чтобы скоротать время с комфортом. То есть выпить и закусить. Вова порылся в рюкзаке и в самом деле нашёл там водку и тушёнку. Водки была почти целая бутылка, а тушёнки совсем чуть-чуть, на дне банки. Что ж, решили мы с Вовой, мы ведь не жрать сюда пришли, будем довольствоваться малым. Правда, ни кружек, ни ложек, ни даже ножа мы не нашли. Делать нечего — придётся пить из горла, а тушёнку доставать из банки пальцами.

Несмотря на холодную ночь, водка оказалась чрезвычайно тёплой. Это потому, что рюкзак лежал около костра. Глотать эту водку было неприятно, но делать нечего. Такая же история вышла с тушёнкой. Она тоже была тёплой. Это бы и хорошо, но я несколько погорячился, назвав её тушёнкой. В банке, строго говоря, остался только жир. Причём жир был свиной, и он растаял. Если бы у нас была ложка (а ещё бы и хлеб!), то закусывать этим растопленным жиром было бы ещё туда-сюда. Но без хлеба и пальцами — это было что-то! Слава богу, его было совсем немного.

Трудно сказать, сколько прошло времени. Нам с Вовой показалось, что вечность. Но мы терпели. До тех самых пор, пока не пошёл дождь. Тогда мы не стерпели и нагло завалились в палатку. Эдик с подружкой встретили нас весёлым смехом. Они сказали, что ничего такого не замышляли, но им было интересно, как мы себя поведём в случае чего. И что проверку мы прошли.

Мы с Вовой молча уснули, отложив шутки над Эдиком до утра.

* * *

Учились две подруги, и далеко не в средней школе. Это в том смысле, что уже не маленькие. Невесты, можно сказать. Но только условно так можно сказать. А им бы хотелось, чтобы их можно было называть невестами в более прямом смысле. То есть обладать женихами. А они не обладали. Внешние данные у обеих были так себе. Одна — маленькая, тощенькая, совершенно плоская и вдобавок косила. Другая, хотя роста была и среднего, отличалась, напротив, излишней полнотой, притом шепелявила и страдала угревой сыпью. Их так и звали — Толстая и Тощая.

И вот однажды Тощая говорит Толстой, что у неё в субботу вечером будет её брат с приятелем. И что надо сходить познакомиться. Толстой — с братом, а Тощей — с приятелем. Может, что-нибудь из этого выйдет. А Толстая спрашивает: «А что, брат-то у тебя такого же роста, как и ты?» Тощая отвечает: «Да что ты, он метр девяносто!» Толстая обрадовалась и согласилась.

А разговор происходил в аудитории того заведения, где они учились. И был слышен всем окружающим. А окружали их такие же, как и они, барышни. Тоже почти сплошь без женихов. И не потому, что все как на подбор были невзрачными, нет, многие были даже очень ничего себе, но такое уж это было учебное заведение, где нет кавалеров. Кажется, это было текстильное ПТУ или что-то в этом роде.

И окружающие однокурсницы, услышав такие интересные вещи, стали приставать к Тощей и тоже напрашиваться на вечеринку. Поскольку они все были подруги, отказать им было неудобно. И Тощая согласилась, хотя ей очень не хотелось иметь таких конкуренток. Тем более, потом она услышала, как те шушукались и посмеивались в том общем смысле, что не видать ни Тощей, ни Толстой кавалеров, как своих ушей. В общем, к субботе набралась компания аж в шесть вероятных невест. И у Тощей, и у Толстой предчувствия были самые мрачные, хотя, конечно, они принарядились и накрасились не хуже других.

Вот они приходят. Их встречает брат Тощей и ещё какой-то субъект. Брат Тощей точно оказался ростом очень высок, однако столь же тощ, как и его сестра, косил же ещё гораздо сильнее, притом сильно заикался и порядочно пошатывался. Увидев его, вся стайка невест начинает думать, что, пожалуй, Толстой повезло: никто такого жениха у неё отбивать не станет. Девушки проходят в комнату и с разочарованием убеждаются, что, пожалуй, повезло и Тощей, ибо второй жених и вовсе пьян совершенно в стельку. К тому же, словно для контраста с приятелем, он оказывается плюгавым, очкастым и куда более толстым, нежели даже Толстая. Он улыбается и даже пытается сквозь икоту что-то сказать, но не может, после чего роняет на стол голову, рассыпая по осыпанным перхотью плечам жирные сосульки своих длинных волос.

Итак, стайка невест решает, что Тощей и Толстой повезло, и под благовидными предлогами четыре барышни покидают компанию в течение пятнадцати минут. Но Толстая вовсе не сочла, что ей так уж повезло с женихом. Она тоже собралась уходить. И Тощая, видя, что женихов уже не выставить, попросилась переночевать к Толстой. Ушли они вдвоём.

* * *

Три весёлые дамочки сидели в ресторане. Выражение «весёлые дамочки», надо иметь в виду, не является эвфемизмом, то есть я вовсе не подразумеваю, что это были женщины лёгкого поведения. Хотя, собственно, почему бы и нет? Весьма даже лёгкое у них было поведение, но это опять-таки не в том значении, в каком вы могли подумать. Просто у них было лёгкое поведение в смысле, что они были весёлые… Тьфу, запутался! Ну, короче говоря, объясняю уже для самых тупых — это были не проститутки, не какие-нибудь там потаскухи-любительницы, даже нельзя сказать, что просто легкомысленные особы. Нет, это были женщины очень приличные и порядочные, все с высшим образованием, одна даже с двумя, неимоверно культурные, все три, кстати сказать, писательницы, одна даже детская, то есть сказочница. Но у них было хорошее настроение, а когда они ещё выпили шампанского и водки, то совсем развеселились, и даже немного чересчур, особенно сказочница. Потому что две другие писательницы сочиняли что-то такое мрачное, в новомодном духе, отчего и сами иногда впадали в депрессию, а она — весёлые детские сказки, что способствует хорошему сну и пищеварению. Ну а когда выпили, то и две первые развеселились донельзя, а уж сказочница-то разошлась совсем не по-детски.

Сначала они просто хохотали и звонко чокались. Потом целовались, причём достаточно демонстративно, а также устраивали однополые эротические танцы, коими несколько шокировали консервативную новорусскую часть ресторанной публики. Затем сказочница почему-то приняла одного из посетителей, сидевшего на другом конце зала, за известного в узких кругах актёра и тележурналиста Колю Ротова. Она стала с деланным возмущением кричать ему через весь зал: