Олимп - Дэн Симмонс

И вот сейчас, когда Харман и прочие принялись читать о родах, имевших место в глубокой древности, обычай казался на изумление опасным и варварским, даже если всё происходило в больнице (похоже, старинной и довольно примитивной разновидности лазарета) и под присмотром настоящих профессионалов, а ведь на Земле не осталось людей, хотя бы раз наблюдавших, как это делается.

Кроме Одиссея. Бородач однажды признался, что в прошлой жизни – той невероятной жизни, полной кровопролитных сражений, о которой повествовала драма туринских пелен, – ему довелось частично увидеть рождение сына Телемаха. Так что грек оказался единственным кандидатом в повитухи Ардис-холла.

В новом мире, лишённом докторов, Одиссей-Никто занял место искуснейшего целителя. Он ловко лечил припарками, умел зашивать раны и сращивать переломы. Примерно за десять лет неприкаянных скитаний сквозь пространство и время, после бегства от некой особы по прозванию Цирцея, грек нахватался новейших познаний в области медицины. К примеру, он всегда мыл нож и руки, прежде чем резать по живому.

Девять месяцев назад Одиссей собирался покинуть Ардис-холл через две-три недели. Пожалуй, заикнись он теперь об уходе, полсотни человек повисли бы на плечах бородача, связали бы его верёвками, лишь бы удержать при себе столь опытного наставника, способного ладить оружие, охотиться, разделывать лесную добычу, готовить еду на костре, ковать металлы, шить одежду, программировать соньер, лечить больных, исцелять раны… или помочь малышу появиться в мир.

Сквозь ветви деревьев уже проглядывал широкий луг. Тучи застили кольца, надвигалась кромешная тьма.

– Я тут хотел повидать Даэмана… – подал голос Никто.

Это было последнее, что он успел сказать.

Войниксы беззвучно пали с деревьев подобно гигантским паукам. Их было не меньше дюжины, и все до единого выпустили убийственные лезвия.

Двое рухнули на спину быку и перерезали скотине горло. Ещё двое, не успев приземлиться, ринулись к Ханне. В воздухе закружились окровавленные лоскуты одежды. Молодая женщина отскочила назад, попыталась вытащить лук и прицелиться, но твари свалили её с ног и склонились над жертвой, дабы закончить дело.

Одиссей закричал, активировал чудесный меч (подарок Цирцеи, как он рассказывал) и, едва над рукоятью завибрировало невидимое лезвие, прыгнул и замахнулся. Взметнулись обломки панцирей и механических рук, супруга Ады забрызгало белой кровью и синим маслом.

Одна из тварей почти вышибла дух из Хармана, но тот успел откатиться из-под жутких лезвий. Другой войникс припал на четвереньки и прянул вверх, двигаясь будто в ускоренном ночном кошмаре. Поднявшись и неловко подхватив копьё, мужчина устремился на второго врага, в то время как первый ринулся на спину ему самому.

Грянул выстрел: это Петир вскинул винтовку. Над ухом засвистели хрустальные дротики. Войникс, напавший на Хармана сзади, завертелся и рухнул под ударами тысяч серебряных молний. Мужчина лишь на секунду оглянулся, однако через миг его копьё уже пронзило грудь прыгнувшей на него твари. Мерзкое создание скорчилось и пало на землю, но всё же в последний момент вырвало из рук человека верное копьё. Девяностодевятилетний выругался, подёргал за древко, потом отскочил и прицелился из лука: ещё трое войниксов бросились в его сторону.

Люди прижали спины к повозке. Восемь оставшихся врагов окружили их и начали сужать кольцо, сверкая пальцами-бритвами в отблесках умирающего заката.

Ханна всадила две арбалетные болта в грудную клетку ближайшему противнику. У того подкосились ноги, но войникс продолжал ползти на четвереньках и жадно тянуться к ней острыми лезвиями. Одиссей-Никто шагнул вперёд, и меч Цирцеи рассёк несносную тварь пополам.

Харману было некуда отступать. Он выпустил единственную стрелу, увидел, как она отскочила от металлической груди войникса, и вот уже трое врагов ринулись на жертву. Мужчина пригнулся, ощутил боль в ноге, прокатился между колёсами дрожек – в ноздри ударил запах бычьей крови, а во рту появился медный привкус, – и в ту же секунду вскочил по другую сторону повозки. Неприятели прыгнули, собираясь перемахнуть её.

Петир обернулся, присел и расстрелял по тварям обойму из нескольких тысяч дротиков. Троица разлетелась в разные стороны, взорвавшись фонтанами органической крови и машинной смазки.

– Прикройте, мне нужно перезарядить! – прокричал молодой человек и сунул руку в карман за новой обоймой.

Отбросив свой лук (враги были слишком близко), супруг Ады вытащил меч, выкованный под присмотром Ханны два месяца назад, и яростно принялся рубить ближайших врагов. Но те опередили его. Одна из тварей метнулась вперёд. Другая выбила из руки клинок.

Ханна запрыгнула в повозку и пальнула из арбалета в спину прыгнувшему на Хармана войниксу. Безглазое и безротое чудовище закружилось волчком, а потом опять устремилось на человека, воздев металлические руки, размахивая лезвиями.

Девяностодевятилетний мужчина увернулся от убийственного удара и, приземлившись на руки, пнул тварь по ногам. С тем же успехом он мог бы пинать железные трубы на бетонной опоре.

Теперь уже пятеро уцелевших войниксов оказались со стороны тележки, где стояли Харман с Петиром, и угрожающе двинулись на них. Молодой человек не успел бы даже поднять винтовку…

В эту секунду Одиссей, обогнув дрожки, с бешеным воплем бросился в гущу неприятелей. Клинок Цирцеи замерцал расплывчатым пятном среди туманных очертаний врагов, когда твари всем скопом налетели на человека, вращая металлическими руками и лезвиями.

Ханна подняла тяжёлый арбалет, но никак не могла прицелиться: древний грек оказался в самом сердце потасовки, а движения дерущихся были слишком быстры. Харман запрыгнул в дрожки и схватил запасное охотничье копьё.

– Падай, Одиссей! – крикнул Петир.

Бородач так и сделал, хотя и неясно почему: то ли услышал совет, то ли свалился от слабости. Двоих неприятелей он разрубил, но трое остались невредимы и не растратили боевого духа.

Тррррррррррррррррра-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-тттааааа!

Очередь из винтовки, переведённой в автоматический режим, прозвучала словно грохот деревянного весла, которым провели по лопастям включённого вентилятора.

Войниксов отшвырнуло на шесть футов; десять с лишним тысяч дротиков, усеявших панцири тварей, поблескивали в тускнеющем сиянии колец, точно мозаика из битого стекла.

– Господи Иисусе, – выдохнул супруг Ады.

По ту сторону дрожек, за спиной Ханны, поднялся раненный из арбалета войникс. Будущий отец метнул копьё; в этот бросок он вложил все силы, оставшиеся в измученном теле. Враг покачнулся и, вырвав оружие из груди, переломил древко. Женщина пустила ещё два болта. Один со свистом улетел во мглу между деревьями, другой попал в цель. Харман соскочил с повозки, чтобы вонзить последнее копьё в последнего войникса. Тварь покачнулась и отступила ещё на шаг.

Мужчина выдернул оружие из груди противника – и с мощью подлинного безумца тут же всадил обратно, провернул зазубренный наконечник, вытащил его наружу и воткнул снова.