Усталая смерть - Михаил Март

Ты парень головастый, придумай что-нибудь. Через недельку жду от тебя послания. А потом для тебя оставлю. Лавочка — безотказный вариант. Спасибо, что пришел. Алексей».

Как все просто. Из женской «бани», как называл свое хозяйство Григорий Ефимович, перейти в мужскую не составляло труда. Всего-то надо было обойти здание с другой стороны. Те же колонны, та же лестница, охрана при входе, похожая раздевалка и идентичный зал. Правда, здесь не было подиума, на котором мужчины исполняли стриптиз, но зато имелась танцплощадка.

Охрана была предупреждена, и любимчика начальника пропустили без вопросов. Опять пришлось раздеваться до плавок и выходить в зал. Маску он надевать не стал, но и без маски выглядел белой вороной. Молодых мужчин здесь явно не хватало, зато девушек с красивыми фигурками было с избытком. Глаза разбегались. Журавлев притулился к колонне, чтобы не привлекать к себе особого внимания.

В отличие от других отдыхающих мужчин, он разглядывал не голые попки, а лица девушек, пытаясь сравнивать их с той коллекцией, которую они выкрали из фотостудии. Нет, похожих не было. Эти, в общей своей массе, совсем молоденькие. Такие в филиалах не работают. С другой стороны, совершенно ясно, что малолеток надо держать на привязи. Пойди такая в милицию с заявлением — и скандала не избежать. Он не верил, что все эти куколки работали здесь добровольно.

Одного из членов клуба Журавлев узнал, несмотря на маску. Крепкий седовласый мужик мял в своих ладонях девчушку, удерживая ее на коленях. У него на плече была татуировка «щит и меч». С этим генералом он уже встречался однажды. Один раз в его кабинете, другой раз на пляже. Но только все происходило в Сочи, а не в Москве. Значит, прокурора перевели в Москву. Многих из Краснодарского края перетащили в столицу, и загадочного в этом ничего нет. Тут клиенты есть и покруче, если прячут лица под масками.

Ничего для себя нового Журавлев не открыл. Принцип работы заведения ему был понятен. Ему хотелось уйти, но он прекрасно понимал, что за ним наблюдают и каждый его шаг фиксируют и докладывают. Сам напросился и вдруг ушел. Журавлев ценил свои отношения с Григорием Ефимовичем и портить их не желал. Если тот что-нибудь заподозрит, то ворота на выход перед ним закроются. А отсюда так просто не сбежишь.

Его взгляд упал на блондинку с очень красивым и необычным лицом. По сравнению с другими она выглядела старухой. Лет тридцать с хвостиком. Он тут же узнал ее. Она есть в фототеке первого филиала, но как ее зовут, он вспомнить не мог. Столько имен он прочел, когда они разбирали слайды, что сейчас был не готов разворошить свою память и точно назвать имя и фамилию. Он помнил, что и тогда обратил на нее внимание. Женщина в его вкусе, как говаривал он раньше — «моя группа крови».

Судя по лицу женщины, ее воротило от всего, что она видела вокруг. Журавлев не стал упускать шанс и подошел к ней. Она небрежно глянула на него и вдруг вздрогнула, словно увидела мужа, который ее застукал.

— Чем я вас напугал?

Она молчала, не отрывая от него взгляда.

— Как вас зовут?

— Герда.

— Тогда меня Кай. Ну что, сестренка, веди меня в свои апартаменты.

— А помоложе, братец, выбрать не хочешь?

— Я тебе не понравился? Со старичками интереснее?

— А ты тоже сексуально озабоченный?

— Грубишь. А если я на тебя пожалуюсь?

— Ладно, идем. Только не пойму, что ты делаешь в этом курятнике и почему меня выбрал.

— Вкус у меня испорченный, разве не понятно?

Такая же лестница, однотипные номера, но все

в зеркальном отображении, так как он находился с другой стороны здания.

Они вошли в номер, и девушка скинула туфли и легла на кровать.

Наверху, за решеткой отдушины, загорелся красный огонек. Крохотный, со спичечную головку, но Вадим понял, что за ними ведется наблюдение. Хочешь или нет, но придется заняться любовью.

Как-то странно они вели себя оба. Что-то им мешало, будто каждый из них впервые лег в постель с человеком противоположного пола. Школьники. Ирина не понимала, что с ней творится, она забыла, где, что и зачем. Такое походит на свидание после долгой разлуки. Они подкрадывались друг к другу и едва коснулись губ. Она уже забыла, когда в последний раз целовалась. Жар ударил ей в лицо. Ей стало стыдно, потом тяжело, жарко, а потом она едва не сошла с ума. Это был первый мужчина после смерти мужа. Смешно, но она считала это правдой.

Ирина закрыла глаза и ждала, когда он уйдет. Она боялась его запомнить. Но он не ушел, и она опять почувствовала его губы у своего рта. Что-то в ней сорвалось, и, не понимая, что она делает, девушка обхватила его обеими руками и прижалась с такой силой, что фаланги пальцев побелели. То, что происходило с ними, никто из них объяснить не мог, да и не пытался. Наркотический сон, который не раскладывается по полочкам и не поддается осмыслению.

Ирина боялась открыть глаза. Она не хотела просыпаться. Пусть все плывет по течению. Он же все равно сейчас уйдет. Хоть бы не сейчас. Еще чуть-чуть, а потом…

А потом он поднял ее на руки, и она проснулась. Нет, это не сон. Он отнес ее в ванную комнату и включил воду. Она стояла под душем в чулках, а ее укладку размывала чуть теплая вода. Ей было плевать на свой вид. Он стоял рядом, и они, обнявшись, мерзли, как попавшие под ливень дети.

— Тебя зовут Ирина? — шепнул он ей на ухо.

Она опять вздрогнула.

— Это неправда. Так не бывает.

— Я пришел за тобой.

Девушка замотала головой.

— Нет, так не бывает. Оставь меня. Ты вампир.

— Меня зовут Дик. В каком бараке тебя поселили?

— В шестнадцатом.

— Вместе с детьми?

— Нет. Они в третьем учебном корпусе.

— Где мне взять их фотографии?

— Зачем? Что ты хочешь с ними сделать?

— Вывезти из лагеря. Как я их узнаю?

— У соседки в квартире напротив есть ключи от моей квартиры. В серванте есть альбом.

— Обойдусь без соседки. Где дети спят, знаешь?

— Пятая палата — сын, кровать первая справа. Третья палата — дочь, кровать напротив двери. Там забор под током.

— Тебе придется потерпеть. Это случится не сегодня и не завтра. Мне нужно время.

— Кто ты?

— Настин компаньон и твой воздыхатель. В лепешку разобьюсь, но тебя отсюда вытащу.

— Это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Трудно, согласен.

— А если с детьми…

— Тише. Говори шепотом. О детях позаботимся в первую очередь. Нам больше нельзя находиться вместе. Подозрительно.

Она прижалась к нему еще сильнее. Он выждал паузу и отстранил ее. Он не мог знать, что стекающая ручьями по ее лицу вода смешивалась со слезами. Ему очень не хотелось уходить от нее, но он знал, что так надо.