Московское время - Валерия Вербинина

– И ты решил занять у него… так сказать, без отдачи?

– Мне бы пять тысяч хватило, – мечтательно промолвил Терехов. – За пять тысяч можно комнату купить… Сейчас много кого высылают, а жены продают жилье и едут с мужьями…

– Ладно, давай вернемся к Доманину. В ночь с четвертого на пятое ноября ты залез к нему в квартиру?

– Ну, да.

– Использовав дубликат ключа?

– Я ж говорил…

– А когда оказалось, что он дома, то…

Терехов вздохнул.

– Он в тот вечер в ресторане обещал к какой-то своей бабе ночевать прийти… Ну, я и подумал… А он соврал. Или баба его прогнала – не знаю…

– Дальше давай.

– Я зажег фонарик, стал деньги искать… И тут услышал, как за стеной кто-то стонет. Потом шаги… Потом он сказал что-то вроде «не надо, не надо». Потом я услышал какой-то странный звук… Вроде как «чвяк»… И потом уже никто не стонал.

– Хочешь сказать, что в квартиру одновременно с тобой явился еще кто-то и он же Доманина убил?

– Вот! – энергично подтвердил Терехов. – Этот, за стеной, стал ходить, открывать шкафы, ящики выдвигать… И мне стало страшно. Я схватил со стола несколько конвертов и убежал. То есть не убежал, – поправился он, – я на цыпочках крался, боялся, что и меня тоже убьют…

– Сколько денег-то взял? – поинтересовался Опалин.

– Ну… На комнату бы не хватило… Но я хотел доложить из своих…

Итак, невинный одуванчик Евгений Терехов сделал дубликат ключа, запасся воровским фонариком, залез к известному фотокорреспонденту, а там обнаружился злой волк. Одуванчик, само собой, никого не трогал, Доманина убил некто за стеной, и вообще ищите, товарищи муровцы, злого волка сами.

Вернулся Петрович, и Опалин сразу же заметил, что его помощник чем-то встревожен или недоволен.

– В чем дело? – не удержавшись, спросил Опалин.

– Не обращай внимания. Ваня, я дурак, – ответил Петрович сквозь зубы. – Сболтнул кому не надо…

– Будем составлять подробный протокол допроса, – сказал Опалин, поднимаясь с места. Это означало необходимость записывать все детали практически в стенографическом режиме. – Погоди, мне надо сбегать кое-куда.

Манухин был в своем кабинете и с профессионально непроницаемым выражением лица изучал фотографии жертв какой-то поножовщины.

– Слышь, Митяй, – начал Опалин без всяких предисловий, – ты помнишь планировку квартиры Доманина?

– Я все это уже давно выбросил из головы, – тотчас же ответил Манухин. – Слух между ребятами идет, ты его убийцу взял?

– В убийстве он не сознается, говорит, в квартире был кто-то другой. Он, мол, и убийца. Мне надо описание квартиры, чтобы его подловить.

– Все они не убийцы, когда попадаются, – хмыкнул Манухин. – Описание – не мастер я описывать. Если бы у меня дело сохранилось, я бы фотографии тебе показал. Там есть на что посмотреть, на самом деле.

– В квартире сколько комнат?

– Три. Но там такие комнаты, на автомобиле ездить можно, не то что на велосипеде. Когда входишь, попадаешь в переднюю, но она размером… ну, знаю… с четыре моих кабинета. Потом гостиная. Общего коридора нет, из комнаты в комнату идешь через высокие двойные двери. После гостиной спальня. За спальней его лаборатория, где он занимался своими снимками.

– Мебель в гостиной и спальне какая?

– Красное дерево везде. Люстра – если во дворце Советов будет такая, дворцу очень повезет. Ты мне вот что скажи: это же ограбление, да?

– Ты был совершенно прав, – объявил Опалин и рассказал, как гардеробщику «Националя» пришла в голову мысль поправить свое благосостояние за счет фотографа ТАСС. – Доманина убили в спальне? – вернулся он к делу.

– Угу.

– Мне нужно точно знать, там какая обстановка. Попытаюсь выудить у Терехова признание.

Манухин, морща лоб, кое-как перечислил предметы мебели, ковры, картины и прочие элементы декора, и Иван вернулся в свой кабинет, более или менее чувствуя почву под ногами. Однако в ходе дальнейшего допроса все его попытки вынудить Терехова признаться в убийстве Доманина потерпели крах. Гардеробщик стоял на своем: да, хотел ограбить, но в спальню не заходил и не убивал.

– Врет он все, – усомнился Петрович после того, как Терехова увел конвойный.

– Нет, для простака он слишком уж ловко защищается. А если правду говорит?

– С чего ты взял, что он простак? – вопросом на вопрос ответил Петрович. – Я знаю, ты не любишь Манухина, но если уж он не сумел вычислить гардеробщика… Не так уж Терехов прост, получается.

На столе Опалина зазвонил телефон.

– Да, Николай Леонтьевич… Хорошо, я сейчас зайду.

– Ну, рассказывай, – велел Твердовский, как только Опалин переступил порог его кабинета.

И Иван поведал, как был схвачен гардеробщик и как он совершенно неожиданно признал свою вину в ограблении фотографа Доманина, но не в его убийстве.

– Вот что, Ваня, – вздохнул Николай Леонтьевич, – это дело у нас забрали. Занимается им с недавних пор следователь по важнейшим делам Соколов – твой, кажется, хороший знакомый. – Опалин не стал отвечать. – Так вот, ты отдашь ему бумаги, Терехова и… короче, всё. Делом Доманина больше интересоваться не будешь… Времена нынче сложные, и черт его знает, что из этого дела раздуют. Не лезь на рожон, Ваня, – промолвил Твердовский многозначительно. – Не нужно. У тебя и так положение сложное. Шофер-то до сих пор не найден, а без обвиняемого – как нам закрыть дела?

– Может быть, он все-таки умер, – сказал Опалин. – Новых нападений, после того, как Ирина Пряничникова ударила его отверткой, не было.

– Но, получается, дела ты не закрыл, все зависло, шофер то ли умер, то ли нет. Слишком много предположений, Ваня. А по Доманину – я уже позвонил Соколову, пусть забирает все.

– Я жду свидетельницу, которую ко мне должны привезти… – начал Опалин.

– Нет, Ваня. Я сказал: нет! Чтобы ты на пушечный выстрел не подходил к этому делу, ясно? Свидетельницей пусть занимается Соколов. Всё!

Однако, вернувшись в свой кабинет, Опалин застал там следующую картину: на полу в обмороке лежала веснушчатая светловолосая гражданка лет двадцати, а Петрович прыскал на нее водой.

– Вот, Валентина Изюмова, – объявил он, – подруга Терехова. Юра с Антоном привезли ее, я пробовал завести разговор о том о сем, не была ли она его сообщницей, а она сразу в обморок – хлоп!

Изюмова тихо застонала и открыла глаза.

– Вы меня арестуете? – спросила она с трепетом.

– Это будет решать следователь Соколов, – ответил Опалин. – Я больше вашим делом не занимаюсь.

Он бросил взгляд на наручные часы.

– Ладно, Петрович, дождись Александра Владимировича, он уже сюда едет. Передашь ему бумаги, Терехова, если он потребует, объяснишь насчет гражданки Изюмовой… А я на сегодня всё.