Московское время - Валерия Вербинина

Опалин обсудил с Былинкиным еще несколько моментов и, когда тот подмахнул заполненный Петровичем протокол с краткой выжимкой из предоставленных сведений, выписал студенту пропуск на выход.

– Давай выкладывай, – потребовал Петрович, когда за Былинкиным закрылась дверь.

– А нечего выкладывать. – Опалин поморщился. – У меня такое ощущение, что тут каким-то боком замешан «Националь».

– Думаешь, убийца был в ресторане? Среди посетителей? Или это кто-то из персонала? Ваня!

Не отвечая, Опалин поднялся с места.

– Пойду к Николаю Леонтьевичу… Надо кое-что с ним обсудить.

Очевидно, итогом этого разговора стало событие, которое постоянные посетители «Националя» еще долго вспоминали, дополняя собственными фантастическими домыслами. В тот памятный день, ближе к вечеру, к ресторану лихо подкатило несколько милицейских автобусов, из автобусов вышли с десяток проводников с собаками и несколько сотрудников угрозыска. Музыканты в ресторане сбились с ритма, завидев незваных гостей, но хмурый тип со шрамом, командовавший операцией, попросил всех продолжать веселиться, потому что к честным людям у них претензий нет, а ищут они опасного преступника. Музыканты заиграли, пары вновь принялись танцевать, собаки (и в их числе Фрушка) прошли по залу ресторана, и в сопровождении проводников удалились по направлению к помещениям, предназначенным для персонала.

В это же самое время дверь служебного хода приотворилась, и из нее выскользнул какой-то гражданин. Засунув руки в карманы, гражданин с независимым видом зашагал по улице, но через несколько шагов его «приняли» сидевшие в засаде Юра и Антон, которых Опалин нарочно поставил здесь следить за теми, кто захочет покинуть ресторан с черного хода.

– Куда спешим, товарищ? – спросил Казачинский. Товарищ позеленел, как пучок шпината, и сделал отчаянную попытку вырваться, но его держали крепко. – Тихо, тихо, не дури! Московский уголовный розыск!

Опалин был недоволен собой.

Прием, которым он воспользовался, напоминал забрасывание сетей в мутную воду и при некоторой доле везения мог принести успех, но – не в этот раз. Собаки обнаружили пару тайников на кухне, куда повара складывали украденную вырезку и прочие деликатесы, а речь Опалина спугнула нескольких граждан, попытавшихся спрятаться или удрать. Двое оказались неверными мужьями, которые очень боялись своих жен, но все же не настолько, чтобы не ходить налево, а третий, давший деру через черный ход, оказался гардеробщиком ресторана. Он был щупл, белокур, очень молод и ни единой чертой не походил на портрет, со слов Ирины Пряничниковой худо-бедно нарисованный Горюновым.

Тем не менее, чтобы исключить всякие сомнения, гардеробщика заставили снять рубашку в присутствии врача, который подтвердил, что никаких ранений отверткой на теле задержанного нет. После этого у гардеробщика взяли отпечатки пальцев, чтобы выяснить, не проходил ли по другим делам. И теперь задержанный, звавшийся Евгением Тереховым, сидел на стуле в кабинете Опалина, причем от последнего не укрылось, как гардеробщик нервничает и вдобавок весь вспотел, хотя в комнате была нормальная температура.

«Что-то он натворил, – подумал Опалин, внимательно наблюдая за Тереховым. – Раз гардероб, значит, кража личных вещей. Шубы и тому подобное. Закинул сеть, а попалась мелкая рыба… Твердовский мне голову оторвет».

В кабинет вошел Петрович и, приблизившись к Опалину, вполголоса доложил, что задержанный в их картотеке не значится, приводов и судимостей не имеет, но Померанцеву нужно время, чтобы проверить как следует – мало ли какое имя у Терехова может быть в действительности.

Опалин дернул бровью, написал на листке бумаги «гардероб ресторана – кражи?» и показал Петровичу. Тот кивнул и вышел.

– Как насчет сорок восьмой статьи? – спросил Опалин добродушно.

Терехов дернулся.

– А? Что?

– Статья о чистосердечном признании. Никогда о такой не слышали?

Гардеробщик поглядел на него исподлобья и неожиданно выпалил:

– Вы ничего не докажете.

Если человек ни в чем не замешан, он в жизни не произнесет такую фразу. В Опалине проснулся инстинкт охотника. «Нет уж, тебя-то я на чистую воду выведу. Никуда ты от меня не денешься».

– Докажем, все докажем. И свидетелей опросим, и близких твоих будем трясти.

– Что, и Валю? – Гардеробщик окаменел. – Послушайте, не надо ее трогать, она тут ни при чем…

«Ага, значит, есть какая-то Валя, которая в курсе его дел. Отлично».

– Я же говорил тебе про статью сорок восьмую. Напомнить еще раз?

Опалин полез в стол за папиросами, не переставая краем глаза наблюдать за Тереховым.

– Мне не в чем признаваться, – выдавил из себя гардеробщик. – Я его не убивал.

Вот тебе и краденые шубы! Только профессиональная выдержка помогла Опалину скрыть изумление, потому что такого он никак не ожидал услышать. Он не спеша заломил папиросу, сунул в рот, чиркнул спичкой.

– И вообще несправедливо, – пробормотал Терехов. – Почему у одних все, а у других – ничего? Одни в бараке… крыша протекает, сортир во дворе… А у других хоромы на Воздвиженке… Величиной со стадион «Динамо».

Черт побери! Неужели этот опарыш убил Льва Доманина? Ну и дела!

– Давай рассказывай, как все было, – велел Опалин. – С самого начала. Как возник, так сказать, первый умысел…

Хлопнула дверь, вернулся Петрович. Иван метнул на него хмурый взгляд – теперь только не хватало сбить настрой задержанного.

– Да какой умысел… – уныло ответил Терехов. – Заходил он в ресторан чуть ли не каждый день… Шампанское ведрами заказывал! Икру лопал… Шуба до пят… Принимаю я у него как-то шубу, чувствую – в кармане что-то лежит. Ключ оказался… Но я бы… нет, я бы не пошел… Только он орать на меня стал, мол, я так медленно обслуживаю… гнать меня надо… И тогда я решил его… ну… навестить.

Видя, как Петрович слушает гардеробщика со все возрастающим изумлением, Опалин взял другой лист, написал на нем: «Антону и Юре – пусть найдут Валю, подругу Терехова. Немедленно», и показал написанное помощнику. Тот кивнул и поразительно быстрым для своего возраста шагом удалился.

– Когда это было?

– В конце октября… Точно не помню.

– Что ты сделал с ключом?

– А вы не догадываетесь? Отпросился и дубликат заказал.

– У кого?

– У Валиного брата, он недалеко от «Националя» работает. Только ее сюда… не надо… Она ни при чем…

– Валя – она тебе кто? Подружка, невеста?

– Мы собирались пожениться. – Терехов шмыгнул носом. – Только жить где? Ее мачеха из коммуналки выживает, у меня – барак… А у Доманина денег прорва. Он по триста рублей за вечер спускал…