Полночные близнецы - Холли Рейс

Олли выпускает коробку, мы оба отшатываемся от нее. Инспайры на стенах рассыпаются.

Мы вчетвером сидим молча. У меня болит сердце от картины пустого величия Мидраута. Я не могу понять, как кому-то вообще могло захотеться такого серого, такого убогого будущего. Я думаю о мире, который люблю, который представляет собой мое единственное утешение и единственный источник радости, о том, как он сократился до такого же бездушного мирка, как тот, что прячется под Королевским арсеналом. Я думаю об Андрасте, моем ангеле-хранителе. Ее шрамы вскрылись, когда я в последний раз видела ее, и когда я впервые с ней встретилась, она страдала. Мне невыносима мысль о том, что обе мои матери стерты тем человеком, – человеком, который считает себя вправе мучить невинных.

Наконец Олли говорит:

– Но мы ведь вовремя это обнаружили, да? Вовремя для того, чтобы всё остановить? Я хочу сказать, в Итхре ведь это еще не началось, так?

– Ты счастливчик, если так думаешь, – говорит Самсон. – Ты разве не замечал еще того, что происходит? Я заметил.

Лорд Элленби кивает:

– Страх. Так всегда начинаются подобные вещи. Людей заставляют бояться друг друга. И это уже началось.

Мои поездки в школу – и пассажиры, которые отступают назад, чтобы не оказаться рядом со мной, – приобретают новое значение. Я другая, а значит, меня нужно бояться. И сколько времени пройдет до того, как меня вытащат из дома и убьют прямо на улице, потому что их новый хозяин как следует промыл им мозги?

– Но зачем он это делает? – взрываюсь я. – Я просто не понимаю зачем…

Я чувствую себя совсем, совершенно бесполезной.

– Вы ведь были рыцарем при нем, да, сэр? – говорит Самсон. – Как вам кажется, он всегда был таким?

Лорд Элленби мрачно обдумывает его слова.

– Не могу ответить. Он всегда был таким тихим, но при этом уверенным. Полагаю… Полагаю, это нечто вроде отравы, это опьяняет – понимание того, что ты можешь управлять чьим-то сознанием. Полагаю, он начал с малого – так сказать, испытывал границы своей силы. Потом, когда стало получаться, он подумал: «А что тут плохого?» – и увеличил усилия.

– Мало-помалу, шаг за шагом, – проворчал Самсон.

– Верно. И так до тех пор, пока ты не начинаешь верить, что обладаешь божественным правом приказывать всем все, что тебе вздумается.

Я ерзаю от неловкости. Еще до того, как я узнала, что обладаю Иммралом, я мечтала о том, чтобы люди возненавидели Олли.

– И можем ли мы всерьез его винить? – с унылой усмешкой говорит лорд Элленби. – Я и вспомнить не смогу, сколько раз я спорил с другими лордами и леди о протоколе или о том, чему мы должны учить наших сквайров. Это так утомительно – отстаивать свое мнение снова и снова. Иногда хочется, чтобы люди просто поверили, что ты знаешь, о чем говоришь.

– Но вы никогда бы не заставили их делать то, чего вам хочется, если бы обладали Иммралом, сэр, – возражает Олли.

– Возможно, и нет, мистер Кинг, – отвечает лорд Элленби. – Но мне как-то раз показалось – я знаю, что именно лучше для всех, а потом выяснилось, что я ошибся. Наверное, если бы это произошло тогда, когда я был молод, я мог бы теперь иметь другие взгляды.

Я показываю на коробку-головоломку, невинно стоящую на столе лорда Элленби.

– Как вам кажется, зачем ему эта штука?

Лорд Элленби хмурится:

– Трудно сказать. Может, для него это просто способ оттачивать свое воображение. Но я бы удивился, если бы он не извлекал из этой вещи еще какую-то пользу.

– Ну и что нам теперь делать? – спрашивает Самсон.

– Прежде всего я извещу другие сообщества танов, – говорит лорд Элленби. – Потом мы подготовимся к ответной реакции. Мидраут придет в ярость из-за того, что вы украли эту штуку. Вы прорвались сквозь защиту, которую он считал непреодолимой для чужих. Он, возможно, пока еще не осознал, что вы двое обладаете Иммралом, но очень скоро он это поймет.

Лорд Элленби не продолжает свою мысль, но я чувствую страх, который волной охватывает меня всю, от пальцев на ногах до затылка. Коробка не просто рассказала нам, чего желает добиться Мидраут в будущем в Итхре и Аннуне, – она дала нам понять, что он собой представляет как человек и чего именно человеческого в нем нет. Он не из тех, кто станет делиться. Он желает всемогущества. Он вовсе не отнесется снисходительно к нашему с Олли существованию, и я могу с точностью вообразить, что он сделает.

Когда я просыпаюсь, головная боль от событий прошедшей ночи куда хуже прежнего; она даже сильнее, чем в ту ночь, когда я взлетала над Темзой. Я вообще не помню, как добралась до школы. Первое, что я осознала, – я сижу за своим столом на уроке биологии, а Лотти Мидраут хлопает меня по плечу и сочувственно говорит мне своим певучим голоском, чтобы я вытерла сгусток крови, что выполз из моего носа, как огромный красный слизняк.

И это самое милое из всего, что происходит со мной весь день. Много месяцев подряд люди обходили меня стороной в метро, но теперь отлив на море сменился приливом. В Аннуне мифические монстры, что обычно бродили по лондонским улицам, быстро уступили место кошмарам, не слишком отличным от моих: это люди, которые не следуют за толпой, которые не вписываются в нее. В Аннуне сновидцы бегут от них, но в Итхре они прикрывают свой страх ненавистью. Они таращатся на меня с открытой враждебностью, вместо того чтобы избегать моего взгляда. Я привыкла к тому, что люди отступают, когда я прохожу мимо них, но теперь кое-кто намеренно подходит поближе, зная, что нарушение моего личного пространства пугает меня. Зная, что, если я попытаюсь как-то сопротивляться, они смогут перейти к чему-то более вещественному.

К тому моменту, когда в конце дня звенит звонок, я уже на пределе в большей степени, чем когда-либо бывала в колледже Святого Стефана. Нападки Дженни были открытыми. А здесь все хитрее, коварнее. Отчаянно нуждаясь в воздухе, я решаю пойти домой пешком, так я, по крайней мере, смогу избежать тех, кто готов затеять драку. Когда я стою на крыльце перед входом в колледж Боско, натягивая на голову капюшон, Лотти и ее компания проскакивают мимо меня, направляясь по домам.

– Мальчики, не надо, пожалуйста, – говорит Лотти.

– Мы просто хотим поддержать отца нашего друга, – насмешливо отвечает кто-то из них.

– Это же всего лишь речь. Там будет ужасно скучно…

Мысль о том, что Мидраут спокойно обеспечивает себе поддержку, одурачивая щенков вроде приятелей Лотти, вызывает во мне ярость, какой я не испытывала уже давно. Придя домой, я заглядываю на его страницу в Интернете и вижу, что он на следующей неделе будет выступать на Трафальгарской площади. Ночью я говорю об этом Самсону, и тот кивает.

– Нам лучше быть наготове, может случиться всплеск кошмаров.