Первая мрачная ночь - Маргарита Малинина

– Где вы его нашли?

– Его нашел рок. Видимо, от кого-то эта мразь пряталась, и приглянулась ему моя ночлежка. Искал эту гниду, искал, а он взял и в это время сам ко мне пришел. Ирония судьбы… Ну вы идите, а мне еще тут нужно поработать.

С этими словами мужчина легонько раздвинул нас и протиснулся к телу, достав откуда-то пилу и отбойный молоток, а ружье отбросив подальше.

– Э-э… Ну мы пошли? – видя такое дело, испуганно молвил Хрякин, и, взявшись за руки, мы торопливо ретировались.

Пообедав, стали готовиться к отъезду. Диего уехал раньше. Перед этим он вошел в гостиную и торжественно попрощался.

– Спасибо вам всем, – говорил он, – мне хорошо здесь жилось. Я обязательно приглашу вас на выставку моих работ, – он горделиво пригладил прядь длинных иссиня-черных волос, – ведь в этом доме родилось целых четыре великих картины!

– Четыре? – изумились все, в уме быстро пересчитав «Сосну у озера», «Дуб у озера» и «Дерево с ленточкой у озера». И так и эдак, вопреки всяческим стараниям и различным математическим комбинациям и преобразованиям, выходило три. Причем не только у меня. Что же, все повально разучились считать?

– Как, вы еще не видели «Пень у озера»?! Хотя я закончил работу где-то в полночь, а с утра… Нет, почему вы смеетесь?

Мы не смеялись, мы хохотали до икоты, да так заразительно, громко и долго, что художник в конце концов плюнул на нас, махнул рукой и уехал, так и не показав нам своей последней работы и, наверное, обидевшись. Скорее всего в этой истерии был виноват стресс предыдущего дня. А Куприн уехал еще вчера, чтобы похоронить останки жены в родном городе.

С момента обнаружения убитого Девочкина и знакомства с Плащом мы долго спорили на тему того, что нужно предпринять. Коля утверждал, что лучше никуда не лезть, главное, что этот получеловек больше ни одной женщине не причинит вреда, а что там станет с его трупом – какая разница. Я же считала, что необходимо заявить в органы о том, что мы видели. В итоге перед самым обедом мы все же вместе пришли к участковому. Он вызвал подмогу и выспросил у нас все подробности того места, где стоит хижина, после чего разрешил уехать. Однако покинуть поселок нам удалось только в четыре: хозяйка коттеджа и гости просто не хотели нас отпускать, до того мы породнились в эту страшную ночь.

– И не забудьте позвать на вашу свадьбу! – попросила тетя Поля. Я покраснела и выразительно посмотрела на потенциального мужа – он и усом не повел, то есть щетиной (бритву взять, растяпа, забыл).

Всю дорогу я еле сдерживалась от вопросов типа: «А какие приглашения будем рассылать – с голубями или с сердечками?», «А какой будет торт – трехэтажный или двухэтажный, с фигурками влюбленных или без?», «Будем отмечать в Москве или в нашем скромном городе?» и… «Как зовут твою маму?».

…Порог своей квартиры я переступила ровно в десять. Родители уже лежали в кровати, но услышав, как хлопнула дверь, мать вскочила, подбежала ко мне и обняла.

– Дочка вернулась! – Да, надо чаще уезжать. – Как ты? Все нормально? Как отдохнула? Как кушала? Не заболела? – Вопросы посыпались как из рога изобилия.

– Успокойся, мам, все просто отлично. – Я прошла в комнату. – Ели много и вкусно, катались на лодке, рыбачили.

– Никто не обижал? – грозно спросил отчего-то сердитый отец и тут же захрапел, не дожидаясь ответа. Будить его и рассказывать про маньяка мне не сильно хотелось, потому я пошла в ванную принимать душ с дороги. А выйдя, обнаружила родителей о чем-то тихо перешептывающихся на кухне за плотно прикрытой дверью.

– Вы чего не спите? – изумилась я, заглядывая внутрь. Что это, совещание «Тройственного союза» против «Антанты»? А как же храп?

– Юль, – позвал отец, – поди сюда. Потолковать нужно. – Я покорно прошла в кухню и села на табурет, приготовившись к длительному «производственному совещанию». – Ты ведь с этим парнем ездила – как его? – Николаем? – Я кивнула, пусть запомнит имя будущего зятя. – А где он?

– Уехал, – моргнула я. Что за дурацкий вопрос? Не за вешалками же в прихожей он заныкался!

– А почему с нами не поздоровался? Сдается мне, это потому, что у него по отношению к тебе не слишком серьезные намерения. Ты понимаешь, о чем я?

– Не совсем. Что случилось? С чего вдруг вы затеяли этот разговор? – Я почувствовала, что начинаю раздражаться. Почему, когда ты только находишь в чем-то счастье, приходят родители и говорят, что этого делать нельзя? «Не слушай так громко музыку!», «Не ешь так много мороженого!», «Не смотри этот сериал!» и, наконец, «Не встречайся с этим парнем!»…

– Понимаешь, доча, сегодня у нас был Володька…

– Кто? – начала я тормозить. Это все нервы.

– Владимир Павлович, как ты его называешь. И он поинтересовался, где ты. Когда узнал, что ты и в самом деле с ним уехала, то кое-что нам о нем поведал.

– Что он бандит? – не удержалась я. – Это мы уже слышали. Ну сволочь бритая! Вечно свой нос всюду сует!

– Так ты знала, что он бандит?!

– Бритая сволочь-то? Конечно, бандит!

– Не кривляйся! – прикрикнул отец. – Ты знала, что он бандит, и все равно поехала с ним!

– Нет, не верно. Я знала, что бритый вам скажет, будто Коля бандит. Но это не так! – Я зевнула. – Ладно, я пойду спать, а то завтра в институт.

– Иди, иди, – одобрила мать.

– Нет, стой! – приказал папаня.

Я села обратно и в недоумении на него уставилась.

– Ну что еще?

– Ты что, не слышала?! Твой Николай бандит! И встречаться ты с ним больше не будешь! Все поняла?!

– Нет! – Этого я допустить никак не могла, хотя и предрекала. – Нет, буду! Я не могу с ним не встречаться!

– Это почему же? Или… – Лицо папы стало напоминать спелый помидор. – …У тебя с ним что-то было?! – так рявкнул он, что стаканы на столе зазвенели, окна потрескались, а соседи снизу усердно застучали швабрами по потолку.

– Нет-нет! – молниеносно слицемерила я и так закачала головой, что та едва не отвинтилась от туловища. – Ты что? Как ты мог подумать?

Было ужасно стыдно, но лучше жить с позором в сердце, чем вообще не жить. На ум молниеносно пришел Ницше: «Кому нет нужды в том, чтобы лгать, тот извлекает себе пользу из того, что он не лжет». Раньше родителям я никогда не врала, вот вам и польза, о которой говорил немецкий философ: мне, слава богу, поверили.

– В таком случае разговор окончен! – Стук кулаком по столу означал конец полемики. Что-то вроде решающего гонга.

И я пошла в кровать, ощущая, как стыд резко сдает позиции другому не менее сильному чувству – ярости. Ах ты, бритая скотина! Сам ведь форменный бандит, и рожа протокольная, так нет, будет приходить к моим доверчивым родителям и вешать лапшу относительно моего Николая. Ненавижу! Ничего, ты мне за это ответишь!

Эх, жалко Танька переехала с родителями в новую квартиру. Так хотелось кому-нибудь шепотом пожаловаться на жизнь! А позвоню Катьке – родичи услышат. С этими думами я, изгнав из сердца ярость и напустив в него побольше грусти, уткнулась лицом в подушку и тихо, но жалобно заплакала.