Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

Что это такое? Что тут творится? Все эти девочки мертвы, многие мертвы давно, но никто так и не нашел их, путь жертв не завершен, не оплакан, а виновник не истреблен? Сколько лет он убивает «меня»? Сколько раз он «меня» убил через таких как я? Не знаю, почему все именно так, но вывод внутри как поток информации слышу один — он убивает именно меня, охотится и ищет постоянно в других лицах меня… Но почему? В чей кошмар я попала, как можно было предусмотреть такой абсурд, что «такое» явление станет частью человеческого мира? Знаю точно, что такое невозможно, но это произошло сейчас со мной… И теперь мне нужно выжить любой ценой, не ради себя, ради них, я одна такая живая, выжила только я, то есть должна выжить. На подступах к лагерю над «Красной горкой» уже маячит рассвет, делаю последний рывок наверх по границе лагеря, и это забирает последние силы, к изолятору я уже подползла и на кафельной плитке порога рухнула, ударившись как можно сильнее головой о дверь. Вдруг меня услышат?

Сознание шевелилось, тело нет, оно вообще не подчиняется мне, лежит бревном, чуждым элементом, не дающим мне двигаться, быть собой, но я больше не стремлюсь покинуть его, прислушиваюсь к ощущениям тела и очень теперь берегу себя в нем, мне нужно выжить. Слышу голоса:

— Можешь хотя бы объяснить, что с ней, — это Егор.

— Живая и это главное, видимо упала и пробила артерию о скальный выступ, рана как срезана, только чудом девчонка сюда добралась, и если бы Меркулов не выслал вертолет с «кровью» на переливание, боюсь не выбралась бы, — Тая рассказывает все скупо, и я знаю, слышу внутри себя, что она знает другое.

— Очнется, меня найди, только сразу, пожалуйста! — Егор ушел, а Тая села рядом. И как она поняла, что я уже тут, очнулась?

— Слышала? — спросила она меня, а я кивнула, едва ощущая себя через тело.

— Все было не так, ты не рассказала… Почему? — говорю как через трубку. Тая мне дала теплый сладкий чай, и голос прояснился.

— Сама решишь, что рассказать, это не моя тайна, — Тая померила мне пульс. — Надо же, можно сказать ты уже «в строю», невероятная способность к самовосстановлению!

— Ты всегда мне помогаешь? Да? Почему? — она ведет себя со мной не как обычный взрослый.

— Решить, что нужно делать, можешь только ты сама, а я должна быть рядом, насколько это возможно. Сама-то понимаешь, что случилось? Тебя изнасиловали… — я потрогала шов под затылком. — Он хотел тебя убить, — продолжила Тая почти будничным тоном. — Сделал надрез весьма характерный, так поступают с оленями оленеводы, некоторые «северные» народы пьют кровь маралов, там много витаминов, единственная профилактика цинги среди вечной мерзлоты; кровь стекает постепенно из такого надреза, пока не вытечет вся.

— Видела я, как она льется, знала, если остановлюсь, то все… — на стуле висели мои вещи, чистые джинсы, толстовка, майка, под стулом отстиранные кроссы и на мне белье. — Откуда все это? — удивленно спрашиваю, и продолжаю. — Я «ему» что-то разбила, все было в «его» крови, вот бы было доказательство, но он все вещи мои забрал, ну почти все, а вот закопал меня плохо, торопился, и дождь все смыл, — а про себя подумала, что видимо в этот раз жизнь со мной заодно, ведь было задумано, чтобы я осталась там, в земле, и это так странно, меня словно уже нет.

— Подумала, ты не захочешь такой «славы», пересудов, я скаталась быстренько в «Десятку», пока Егор тут с тобой сидел, потом все перестирала, словно вещи твои, все уже высохло… Но тебе сейчас нужна защита, может, расскажем все Егору, только ему? — она держит меня за руку, как очень родной человек.

— Обязательно расскажу, но не сейчас, мне нужно настроиться, выяснить, что тут вообще происходит, и ведь даже близко непонятно, кто этот маньяк может быть, а это именно маньяк, если то, что я вижу хотя бы отчасти правда… Как такое возможно? Тая, как такое возможно, как мир может вынести такое? Как такую боль можно вынести? Маньяк из местных, он готовился, знал про этот розыгрыш, может, и подстроил его сам? Ты знаешь, «он» закопал меня в моей же могиле, неужели он знает это захоронение давно? Кто он? Неужели человек? — а сама думаю, что даже не представляю, как подступиться к этому маньяку, с чего начать поиск, что он сделает со мной, когда узнает, что я жива.

— Ты нашла «экспедицию»… Невероятно, столько лет поисков, а ты нашла их так близко? Наверно, время пришло.

Тае не надо ничего объяснять, она так много про меня знает, и только сейчас я начинаю чувствовать эту связь между нами так остро, это не симпатия, а именно родство.

— Да, и маньяк знал это место. Почему все убитые похожи на Лизу, на меня?! Как мне найти его, остановить? Таких как я очень много, только не выжил еще никто… Если Егор поднимет шум, то маньяк исчезнет и все, а потом снова начнет убивать! Он не должен понять, что я знаю о нападении, мало ли, может, память мне совсем отшибло. Пусть маньяк чувствует себя в безопасности! — мое тело все еще ломит и саднит от такого бесчинствующего отношения, мне невыносимо наблюдать попрание жизни, любой, не только моего тела, словно каждое бьющееся жизнью тело немножко мое.

— А если он тебя убьет, снова? Может, ты уедешь на время, ситуация слишком критическая, ты же понимаешь, что рисковать собой сейчас это рисковать всем? — Тая не спрашивает, что и откуда я знаю, мне ничего ей доказывать или объяснять не приходится, почему я раньше не замечала такое ее особое отношение ко мне?

— Не могу, будет новая жертва, нужно остановить его, понимаешь, это и есть самое главное! Теперь я его «слабое звено», у него все пошло не так, я выжила, и возможно это шанс, что он зациклится на мне и появится возможность его опознать! — я уже совсем пришла в себя. Тая действует на меня магически, мне не приходится растрачивать силы и что-то доказывать, я говорю, что знаю, что жертв много, значит так и есть, и это меня исцеляет буквально. — Тая, почему я ничего о себе прошлой не помню, только рванье, отголоски? Это так тяжело, словно меня набили ватой, все внутри такое неестественное, уставшее…

— Так ты чудом доживаешь до двадцати, смотри, что с энергией людской творится, жизнь отторгают, сами себя убивают, как тут что-то можно помнить, если за сто лет ты уже третий раз приходишь, — она говорит так просто, словно это такая привычная обычность, впрочем, для Таи, видимо, все так и есть.

— То есть мне нужно дожить до ста лет, чтобы себя вспомнить!? — как же мне необходимо испытать это освобождение, подойти к собственным личностным истокам, а не тыкаться только в догадки и ошметки знаний о себе.

— Шутишь? Хотя бы до тысячи! Только когда такое будет? — она снова поставила мне укол с обезболиванием, и я быстро укачалась, избавившись от всех мыслей и несвобод.

Наверно я долго спала, мне слышалось — приходил и Ванька, и Рома, но я никак не могла проснуться, но потом вдруг резко села на койке изолятора и поняла, что все, спать больше не могу, я выздоровела! Пришел Егор, притащил горку бутеров на малиновом пластиковом столовском подносе, запахло дачными настроениями от огурцов с сочной зеленью, а вот ветчина была не столовской, а импортной из «шведских» банок, и я обошлась без всяких «спасибо», набила рот сразу всеми предложенными вкусностями: