Общество Джейн Остен - Натали Дженнер

– Почему вы пришли только сейчас? – спросила миссис Бервик, будто читая его мысли.

– Решил, что пора.

– С тех пор, как вам стало известно содержание завещания, прошли недели. Адам рассказал мне, что вы присутствовали при этом.

Она злобно сверкнула глазами.

– А может, и больше – работают же на вас всякие вроде Хэрриет Пэкхем.

– Об этом я говорить не могу. Вы – моя пациентка, и понимаете, почему. Но все переменилось так внезапно, и я подумал, что вам стоит самой принять решение. Каким бы оно ни было, я не перестану уважать вас, уверяю. Но времени у вас уже не осталось – явился этот мистер Нетчбулл. Я хочу, чтобы вы поняли это.

– Моему мальчику ничего не нужно.

– Вы ошибаетесь.

– Нет, не ошибаюсь. Наш позор станет всеобщим достоянием, мы будем посмешищем всей деревни, и чего тогда будут стоить все эти земли и деньги?

– Так считаете вы – и поэтому вы ничего не сказали мистеру Найту, когда еще могли. У вас на то была веская причина – ваш муж давно умер, и вы все равно ничего не сказали сыну. Подумайте над этим, прошу вас – над истинной причиной вашего молчания.

Он поднялся с кресла, а мать Адама не сдвинулась с места и все глядела в одну точку. Грей вышел из дома, чувствуя некоторое облегчение. Он сделал все, что мог, для Адама, не раскрывая врачебной тайны. Кроме того, старуха не смогла связать воедино интерес их общества к коттеджу и состоявшийся между ними разговор. Да и он сам, как ни стремился к нейтралитету, не мог не признать, что хочет, чтобы все разрешилось в пользу истинного наследника. Он никогда раньше не видел Адама таким увлеченным, таким живым и счастливым. Он знал, что причиной тому – их общество, общество Джейн Остен, и Адам мечтал о том, чтобы выкупить этот коттедж, устроив там музей его любимой писательницы. Больше не было нужды хранить тайну – ни доктору Грею, ни миссис Бервик. Адам должен был узнать правду и сам решить, что делать дальше.

На следующее утро Либерти Паскаль, накрасив губы ярче обычного, появилась в дверях кабинета доктора Грея. Как обычно, она прислонилась к дверному косяку, словно ждала приглашения войти и расслабиться. В который раз он подумал о том, что случайно нанял на работу ту, что так хорошо знала Аделину, да еще была ее соперницей.

– Я слушаю, мисс Паскаль.

– Адам Бервик желает вас видеть. Но на прием он не записан.

– Ничего. Пусть войдет.

Доктор Грей гордился тем, что почти никогда не давал волю чувствам на работе. Но внезапно он понял, что Адаму нелегко будет вновь пережить те редкие минуты счастья, что выпали ему в прошлой жизни, переосмыслить их, связав их с настоящим. Никто не хочет знать, что на самом деле вся его жизнь – сплошной обман.

Чуть погодя Либерти вновь возникла на пороге, но на этот раз за ней плелся Адам. Входя в кабинет, он стянул кепи, и доктор заметил, какой широкой улыбкой она одарила их гостя перед тем, как удалиться с легким поклоном.

– Адам, прошу вас, проходите, – доктор встал и закрыл дверь, затем снова сел за стол.

– Мне не очень хочется говорить об этом… – смущенно начал тот.

– Конечно, Адам. Я понимаю. Вы должны беречь себя и вашу мать. Ей необыкновенно тяжело было признаться вам в этом. Я понимаю, каково это.

Адам стиснул кепи так, что побелели его пальцы. Доктору было жаль беднягу, на чью долю выпало столько испытаний. И все же он пытался вырваться из клети своей унылой жизни, пытался сблизиться с Греем и Аделиной и Эви. Для этого нужны были недюжинное мужество и воля. Война отняла у него все надежды и чаяния, а иногда это – все, что есть у людей. Иногда стоит жить лишь ради надежды.

– Поймите, я не хотел, эта тайна раскрылась лишь потому, что нам так нужен этот коттедж. Говорю вам как ваш врач и ваш друг. Вы сильный мужчина – вам пришлось многое пережить. И с этим вы тоже справитесь, каким бы ни было ваше решение. Но оно должно быть только вашим.

– Мой отец…

Теперь в его голосе звучала боль, и он умолк.

– Знаю. Нет нужды говорить об этом. Но позвольте сказать вам следующее. Я – врач, и каждый день я вижу семьи, связанные узами крови. Вижу, как на свет появляются дети, вижу слезы родителей. Но в памяти остается лишь любовь. Адам, вас любили и будут любить. Ваш отец любил вас, и вы помните об этом – вот что важно. Это ваши воспоминания – никому их у вас не отнять.

Адам вытащил из кармана платок и смахнул набегавшие слезы.

– Все время думаю о коттедже, о книгах и о многом другом… Что, если мы все это потеряем? Что станет с мисс Франсес, лишившейся дома?

Доктор встал, обошел стол и оперся на него, взглянув на Адама.

– Не стоит сейчас думать об этом. Я всего лишь хотел… и миссис Бервик тоже хотела, чтобы вы узнали правду. Это касается лишь вас, и только вас. Не стоит так переживать о мисс Франсес – возможно, мистер Нетчбулл ничего никому не продаст.

Доктора тронула такая забота о других – в его душе шла та же борьба. Они стали частью чего-то грандиозного, и теперь каждый из них нес за это ответственность, от которой нельзя было отказаться просто так.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь посоветовал мне, как следует поступить.

Впервые за долгое время доктор искренне улыбнулся.

– Адам, поверьте мне: многие из нас нуждаются в подобном совете.

– Что бы вы сделали на моем месте?

– Если честно – не знаю. В этом вся трудность. Выбор предстоит делать вам, и только вам. Такова жизнь. Никто не может знать, какой бы она была без настоящей свободы выбора.

Адам засунул платок обратно в карман куртки.

– Тогда пусть все проголосуют.

– Что, простите? – переспросил пораженный доктор Грей.

– Наше общество. Я скажу им, что… Нет, лучше вы скажете. Пусть проголосуют. Все. Вчера, на обратном пути от Уайардов, я видел мисс Франсес, и она сказала мне, что этого Нетчбулла интересуют только деньги. Думает, что с книгами проблем не будет, но все остальное, включая коттедж… Как знать. И я хочу, чтобы как можно скорее вы все проголосовали. Официально. Я доверяю каждому из вас.

– Адам, все же мы едва знакомы с мистером Синклером и мисс Харрисон, хотя они нравятся мне, и я их уважаю.

– Нет. Я доверяю им. И доверяю вам.

Он замолчал и посмотрел в глаза доктору.

– Все эти годы… Вы знали, и ничего мне не сказали.

Доктор положил руку на плечо Адама. Его сочувствие, обычно тщательно скрываемое, редко прорывалось наружу, как сейчас, – так требовал долг.

– Адам, важно было хранить это в тайне, но если подумать как следует – это ничего не значит. Это ничего не меняет. Ваша любовь к отцу останется с вами. Все остальное, даже то, какую роль во всем случившемся сыграла ваша мать, неважно. Во всяком случае, я так думаю. Вы в самом сердце вашей собственной жизни, все остальное вокруг – мишура, и лишь вам решать, кто или что останется с вами рядом. Не позволяйте никому помешать вам.