Наследие предков - Даниэль Зеа Рэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я кое-что тебе принес…
— Что ты мне принес?!
— Вот, держи. Потом бумагу с нее снимешь и название прочтешь.
— Зачем ждать? Я сейчас же его прочту!
Его рука легла на ее руку и остановила трясущиеся от волнения пальцы.
— Нет, Терра. Потом прочтешь… Что-то мы засиделись. Пора идти…
— Да, наверное, пора, — улыбалась Терра, прижимая подарок к груди.
— Ты первой иди. А я следом. Не волнуйся, я пригляжу, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Это же моя земля! Что здесь со мной может случиться?
— Иди, Терра… Я пригляжу.
Она поднялась с места и, обернувшись, напоследок, взглянула на него. Что же за книгу он ей подарил? И почему не позволил прочесть название сразу?
Терра зашагала к дому, сжимая подарок в руках.
Пустота внутри сменилась болью. Эта боль Терре была хорошо знакома. Эта боль сдавливала грудь, когда Гелиан смотрел на Шанталь. Эта боль не позволяла дышать, когда Гелиан протягивал руку Шанталь, чтобы пригласить сестру на танец. Этой болью Терра захлебывалась, подслушивая разговор отца с сестрой.
Терре следует сфокусировать взгляд, но она не может этого сделать. Ей девятнадцать лет, и она идет к своему дому. Ноги утопают в мягкой земле, и она достаточно далека от Гелиана, чтобы, наконец, развернуть обертку и прочесть название книги. Пальцы дрожат. Что же он подарил ей? Терра срывает бумагу и читает название. «Венерические болезни». Терра открывает книгу посредине и смотрит на картинку. Ком застревает в горле. Ее тошнит. Слышен голос… Шанталь… Сестра поет любимую песню отца. Позади шаги. Гелиан идет следом. Терра захлопывает книгу и мнет в руке обертку. Нет-нет… Она не вернется в дом сейчас… Терра сворачивает в сторону и движется вниз по холму. Куда она идет? Слезы… Она ревет… Ей обидно… Ей больно… Но она все еще верит, что Гелиан что-то чувствует к ней. Она надеется, что он тоже хотел ее поцеловать, просто побоялся это сделать. Терра останавливается и смотрит назад. Мимо проносится Гелиан. Он едва ли не бежит в сторону дома… Терра отворачивается и идет вперед. Она уже ненавидит эту книгу. Ее уже тошнит от нее…
Терра распахнула веки. Нет, она не забыла. Она все помнит. Будто очнувшись ото сна, она вдохнула полной грудью и впервые со дня трагедии почувствовала себя живой. Терра поняла, что ее переполняют эмоции. Печаль, тоска, злость, ненависть, разочарование, страх, безысходность… Нет, это не все эмоции, которые Терра испытывала. Были еще и другие: надежда, волнение, предвкушение, нетерпение, ожидание… «Ожидание» чего? Чего?
«Его поцелуя», — подсказал внутренний голос.
Терра почувствовала, как вновь цепенеет. Как осознание очевидного сдавливает грудь и душит ее.
Она медленно поднялась с кровати и начала расхаживать по комнате взад и вперед. Как будто движение могло вернуть ей силы… Как будто в движении крылся ответ на вопрос: почему она до сих пор его любит?..
— Господи… — прошептала Терра. — Господи, помилуй…
К чему молить, если Бог давно ее не слышит? Зачем просить, если он все равно ей ничего не даст?
Терра остановилась посреди комнаты и взглянула на свое черное платье. Все знают, что Терре нечем хвастать перед другими. Ростом не вышла, зад тощий и грудь невелика. Мужики в ее поселении всегда на тех засматривались, у кого взяться за что было… Терра стянула с плеч платье вместе с рубахой нательной и прошла в туалет, где на стене зеркало висело. Став перед зеркалом, Терра платье с бедер спустила. Когда нагая она осталась стоять, руки ее сами собой к торчащим ребрам потянулись. Проведя по ним пальцами, Терра опустила их к впалому животу. На кого она больше похожа? На женщину или девочку-подростка, которую от парня-то трудно отличить, если в рубаху до колен облачить?
Терра сжала губы и опустила руки. Повернувшись к зеркалу боком, она поняла, что от зада ее тощего вообще ничего не осталось… Болезнь сожрала ее… …обглодала до костей…
Терра вздохнула и к раковине подошла, на которой мешочек с порошком Прокофьи лежал. Никто не тронул его, не убрал с того места, где она его оставила. Терра развязала узел на нем, заглядывая внутрь. Может, и не понадобиться этот порошок ей вовсе… Может, муж ее к ней вообще никогда не прикоснется… Она завязала узел на мешочке и припрятала его под раковиной. Она еще не знает, что ей со всем этим делать. Она пока не может найти ответов, но… рано или поздно она это сделает… Она найдет решение и в любом случае… она выживет… даже если он никогда не прикоснется к ней… даже если он никогда не полюбит ее… она все равно выживет… Выживет и отомстит.
Глава 11
— Привет, Аврора! — улыбнулась Париж, открыв дверь.
Аврора быстро проскочила внутрь, задев девицу плечом.
— Эй, ты чего?!
— Я случайно, извини, — пробормотала Аврора и направилась вперед.
Блудный дом или «бордель», как называли его предки, никогда Аврору не прельщал ни своей обстановкой и тем ремеслом, которым зарабатывали на жизнь в нем девицы. Темные занавески на окнах, колокольчики на дверях и безобразные картины, рисованные рукой пьяного Кузьмы, — все напоминало о том, что в этом месте нет ни благочестия, ни пристойности.
— Аврора, ты чего это посреди дня заявилась? — спросила Париж, нагоняя ее в коридоре.
— Не было б нужды — не заявилась бы, — шикнула Аврора, на лестницу ступая.
— Антонина сегодня о тебе вспоминала, — невзначай заметила Париж. — Сказала, что как придешь, чтобы к ней обязательно зашла.
Аврора остановилась и искоса на Париж взглянула:
— Что с лицом? — спросила она.
— А сама как думаешь? — улыбнулась Париж, проведя пальцами по синей щеке, припудренной белилами.
— За ущерб заплатил или так ушел?
— Заплатил, — кивнула Париж и самодовольно улыбнулась.
— И чему ты рада? — скривила лицо Аврора. — Тебе ж только двадцать, а ты на «черновую» уже соглашаешься.
— За «черновую» платят больше. И синяки не всегда остаются.
Аврора отвернулась от избитой Париж и стала спускаться вниз.
— Аврора, а сколько за карту новую дашь? — прокричала Париж.
Аврора остановилась:
— Что за карта?
— Тропа к морю на Севере.
Аврора обернулась:
— Кто нарисовал?
Париж обнаженными плечами пожала и хихикнула:
— Клиент один.
— Когда вернулся?
— Пару дней назад.
— Сколько хочешь?
— Трешку серебряную, — заулыбалась Париж.
— Один серебряный.
— Ладно, предложу еще кому-нибудь.
— Он
