Наследие предков - Даниэль Зеа Рэй

— Тогда, почему бы Савелию Радомира на Авроре не женить?

— На Авроре? — нахмурился Гелиан. — О чем ты? Отец подобного союза в роду Птаховых не потерпит.

— То есть, как служить — Аврора хороша, а как замуж ее за племянника выдать — не годиться?

— Если ты моего мнения спрашиваешь, то предубеждений у меня никаких нет. Аврора — смышленая девица, рот на замке держать умеет и службу несет как подобает. Если бы встретила она мужчину хорошего, все бы в жизни ее само собой устроилось. Но, ты же видела, как ведет она себя странно. Кроме того, прошлое Авроры очень сильно на жизнь ее влияет: кто захочет породниться с девицей, которая читать не умеет? В роду Птаховых случайных союзов никогда не заключали. О правильном браке есть наука целая.

— Эта наука была запрещена предками, — вторила Терра. — Люди — не животные, чтобы выводить из них лучший вид!

— Запрещена была, но твои и мои предки руководствовались именно ей, выбирая себе жен и мужей.

— О чем это ты толкуешь?

— О том, что при особом сочетании генов в потомстве рождаются умные и красивые дети. Такие, например, как ты, Терра.

— Я не воплощение научных измышлений моих предков! — вторила Терра. — Если хочешь знать, мои родственники никогда не считали меня лучшей в их помете!

Гелиан ни с того ни с сего рассмеялся:

— «Помет»? Господи, Терра, ты как выдашь!

— Если мы говорим о «Евгенике», то слово «помет» как раз более уместно, нежели «поколение»! — воскликнула Терра.

— Я знаю, что люди — не горох и не дрозофилы, Терра. Но и ты не отрицай, что браки по расчету — привычная практика для наших семей. Есть ли разница: жениться на более состоятельном представителе поселения или на более умном? Разница есть, Терра, если в основу выбора положено не желание разбогатеть, а желание родить более умных детей. Издавна мои предки давали людям советы, на ком жениться стоит, а на ком — нет. Стеллары часто приходили к ним за советом, когда выбирали себе жену или мужа. И поверь, богатство для них стояло на последнем месте, нежели страх родить больных детей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— О генетическом однообразии ты говоришь! Но кровнородственные браки на земле Стелларов давно запрещены!

— А откуда тебе знать, кто твой дальний родственник, а кто — нет?

— Каждый знает историю своего рода! — вторила Терра.

— Не каждый и далеко не всю. Вот поэтому на земле твоих предков всегда были те, кто вели родословные книги. И Птаховы были одними из этих людей.

— Ты говоришь ужасные вещи, Гелиан. И ужасней этих вещей только то, что ты сам в них веришь!

— Больные дети — вот что ужасно. Благодаря моим предкам в наших родах больные дети не рождались в течение последних пятидесяти лет!

— Меня ты тоже за родословную выбрал? — спросила Терра. — Подошла я тебе по всем признакам или были сомнения?

— Сомнений не было, — ответил Гелиан. — Генетически мы абсолютно разные и рода наши доселе никогда не пересекались. Это — хороший союз. Отличный, я бы сказал.

Терра почувствовала, как ее тошнит, как воротит от всего, что Гелиан говорит.

— И что же… Из трех схожих родословных ты выбрал одну, вполне сносную…

— Не могу уловить ход мыслей твоих.

— Ты все делал с умыслом, — произнесла она. — Все и всегда… Знаешь, то хладнокровие, с которым ты раскрываешь мне тайны прошлого моей семьи, с которым объясняешь мне, почему женился на мне и какие на то были причины, вызывает у меня отвращение. Все твои основания и доводы логичны, но среди них нет ни капли эмоций. Ты вообще умеешь чувствовать, Гелиан Птахов? Ты знаешь, что это такое: «испытывать эмоции»?

— Безусловно, я испытываю эмоции, Терра. Но не проявляю их в той мере, в которой ты, очевидно, ждешь.

Терра почувствовала во рту горький привкус желчи. Если бы у нее в желудке было хоть что-то, ее бы уже вырвало. Терра сглотнула желчь и встала с кровати. Она подошла к Гелиану и, наклонившись вперед, заглянула ему в глаза:

— Я смотрю на человека, уму и интеллекту которого нет равных, — прошептала она, — но, в то же время, этот человек обделен всем, что касается проявления эмоций и чувств.

Гелиан нахмурился:

— Терра, ты оскорбляешь меня?

— Думаешь? — приподняла брови Терра.

— Да. То, что ты говоришь похоже на оскорбление.

Терра вытянула вперед указательный палец и ткнула им Гелиана в лоб:

— Я воздаю хвалу тому, что заперто здесь, — прошептала Терра. — А тому, что здесь, — Терра опустила руку и указала пальцем на грудь Гелиана, — мне сказать нечего, ибо там ничего нет.

Выражение лица Гелиана из недоуменного превратилась в разъяренное:

— Я говорю тебе правду, которой больше никто не скажет! — зашипел он. — Предпочитаешь жить во лжи и обитать в своем вымышленном светлом мире, где есть только больные люди, которым ты, славная добрая Терра, сможешь помочь? Очнись! Мир вокруг тебя — другой. Неприятно слышать о «Евгенике»? О разумном выборе? О грехах твоих предков? Мне очень жаль, но это и есть правда, с которой тебе придется жить. Привыкай, Терра. Другого пути у тебя нет.

Терра поняла, что ей нечего на это ответить. Гелиан говорил о вещах, которые вполне могли произойти. Он рассказал ей о событиях, которые Стеллары никогда не упоминали в беседах между собой. Терра всегда гордилась своими предками. Терра впитала в себя гордость за свой род с молоком матери. Во что она верила? В каком мире жила? Дочь погрязшей в грехах семьи… Паршивая овца в роду жестоких пастухов…

Терра развернулась и молча направилась к кровати. Воспоминания о днях, когда никому не было дела до того, чем она занята, стали возникать перед глазами, словно вспышки молний в ночном небе. Блик — лица девчонок — ее ровесниц — которые с ужасом в глазах ждут, что Терра попросится с ними поиграть. Вспышка — жалость в глазах матери, когда Шанталь с подружками собирается идти купаться, но Терру с собой брать не хочет, потому что она «больная на голову». Яркое ночное небо — недовольство отца поведением Терры, которая собирается в дом Прокофьи вместо того, чтобы встретить праздник начала весны со всей семьей. Темнота — Терра ревет в своей комнате, потому что отец запретил ей держать в доме книги. Снова блик — смех сестер, когда Терра пыталась рассказать отцу о новом рецепте смеси для лечения лихорадки, а тот ответил, что лучше бы Терра придумала смесь