Книга тьмы - Марина и Сергей Дяченко

Но она могла развлечься и по-другому. Он считал мытье окон нелепейшим занятием на свете. Лучше бы она сыграла с ним в корпоративный тетрис. Он ее долго уговаривал, но мама, похоже, стала жертвой этой идиотской «силы воли», заставляющей взрослых делать то, чего нормальный человек испугался бы, и то, что надо было бы отложить в долгий ящик. (Кстати, «долгий ящик» — это, случайно, не бабушкин гроб?..)

Незадолго до того дня Вадик, впечатленный особо мерзким ужастиком, который он посмотрел по видео, напросился в супружескую постель и занял нагретое место между мамой и папой. Его страх быстро прошел; обнимая спящую маму, он погрузился в ее сновидения, и это потрясло его сильнее всех ужастиков, вместе взятых.

Он открыл, что взрослые живут, окруженные многочисленными черными дырами, зияющими в ветхом занавесе, будто норы каких-то космических червей. А может быть, дыры действительно проделаны лангольерами — если верить дяде Стивену? Впрочем, не так уж важна причина их появления… Вадик даже покрылся липким потом. В его маленькой голове не укладывалось, как можно жить в сердцевине сгнившего плода, среди нестерпимого смрада разложения, на смертельном сквозняке, заживо сдирающем кожу… Он испытал безнадежность и отчаяние — два новых чувства, для которых в его словаре еще не имелось названий. У взрослых не было НАСТОЯЩИХ кошмаров. Их окружала пустота, и со всех сторон подступал неизлечимый рак, пожирающий прямую кишку, желудок, матку, жизнь. Вадик увидел мамины метастазы — огромные дыры, которые не могли бы заткнуть и многие сотни «воздушных шариков», привязанных к ниточкам ужаса…

Бедная, бедная мама! Проснувшись среди ночи, он гладил ее по руке. Он безмерно жалел ее, но она была обречена. Ему не нужно было прикасаться к папе, чтобы испытать то же самое во второй раз. Достаточно мертвеца на заднем сиденье папиного автомобиля. Папа вдохнул чудовищное количество личинок. Вадик не сомневался, что внутри папы уже началось их превращение. В свои годы он знал: личинки — это только первая стадия…

* * *

Взобравшись на высокий табурет, мама мыла окно в кухне. Вадик смотрел на нее снизу и видел то место, откуда у женщин периодически идет кровь. У него был еще один повод пожалеть маму. Интересно, происходит ли нечто подобное с Леночкой? Истекает ли кровью она? Надолго ли ее хватит?..

Вообще-то он находился рядом с мамой для того, чтобы подавать ей сухие тряпки. Папа был на работе. Вадику предстоял долгий и нудный день. Он наблюдал за мамой, воронами, сидящими на проводах, и облаками, плывущими по серому небу. Выбрав момент, когда мама перестала держаться за вертикальную перегородку оконной рамы, он сделал три быстрых шага и изо всех сил толкнул ее обеими руками в бедра.

У нее были широкие мягкие бедра, самортизировавшие удар, но этого оказалось недостаточно. Мама покачнулась и потеряла равновесие.

И опять он увидел на ее лице знакомое выражение невероятного, немыслимого изумления. Странные люди… Неужели они не знали о дырах, проеденных смертью в тех фальшивых оболочках, которые они безнадежно ткали вокруг себя, будто безмозглые пауки?..

Он почувствовал легкие дуновения воздуха от машущих рук. Тщетная попытка взлететь… Вначале мама падала очень медленно. От ее крика Вадику хотелось заткнуть уши. Потом она исчезла за краем подоконника, и остался только крик, бившийся в железобетонном колодце, как пойманная птица с подрезанными крыльями… Раздался звук, с которым сырая отбивная шлепается на сковородку, и наступила тишина. Вадик положил тряпки на табурет, включил игровую приставку и начал играть в тетрис сам.

Он играл до тех пор, пока чужие люди не позвонили в дверь. Тогда ему пришлось сделать то, что он давно хотел, — разрыдаться.

Только через пару месяцев, когда выпал снег, Вадик стал узнавать в существе, которое кормило его, прежнего папу. До этого он жил в одной квартире с проколотым воздушным шариком, еще не перебравшимся в реальность ночи. К зиме «шарик» наполнился кровью и превратился в человека, сгорбившегося под тяжестью своей завесы.

Вадик прекрасно понимал, насколько папа несчастен. Должно быть, его «дыра» была размером с земной шар. Во всяком случае, папе было некуда деться. У него осталось очень мало времени — даже по меркам мальчика, которому недавно стукнуло шесть.

Папина любовь дала трещину. Через эту трещину можно было заглянуть в душный мрак. Дневная жизнь Вадика стала однообразной и начисто лишенной эмоций. Вдобавок родители любимой девочки переехали куда-то, и он больше не встречал ее в детском саду или в парке. Вадик был расстроен, но вовсе не пришел в отчаяние. Он привык к мысли, что это нормальный путь — из райских кущей детства к одиночеству и смерти.

Папа начал приносить с собой бутылочки с веселенькими этикетками — те самые, с резьбой, которым «сворачивают головку». Папа делал это с удовольствием… Вадик однажды попробовал отхлебнуть из недопитой бутылки и долго сидел, хватая воздух обожженным ртом. Потом он все-таки заставил себя сделать пару глотков. Спустя несколько минут ему показалось, что он начал лучше понимать своего папу.

Оказывается, папа был оборотнем. У него росла невидимая шерсть на внутренней стороне пальцев (однако хорошо ощутимая, когда папа хватал Вадика за руку или за плечо). Он стал похож на Волка из телевизионной рекламы. Вадик знал причину — личинки. Трансформация была медленной, но верной. Что-то пожирало папин мозг. По ночам его (или не совсем его) кошмары плавали по комнатам голубоватыми пузырями. При тусклом свете луны были видны белые черви, которые свисали из всех папиных отверстий, будто спагетти, скрученные в жгут и выползающие из живой мясорубки. Жгут пронизывал дверные замки и терялся где-то за пределами квартиры.

Это было жутковатое зрелище: оборотень, подвешенный на нитях собственной истекающей «энергии». Иногда Вадику казалось, что единственное предназначение папы — пугать его. Но ему было безразлично — до тех пор, пока дыра не возникла снова.

* * *

В девять вечера он отправился разыскивать папу. Не то чтобы он соскучился по оборотню, но нарушался заведенный раз и навсегда порядок. Папа возвращался позже восьми часов только в исключительных случаях. Вадик был голоден, и у него не было денег. Он очень смутно представлял себе, как люди выживают в дневное время. Мысль о том, что он рубит сук, на котором сидит, была слишком сложной для него. Просто не оставалось другого выхода…

Сторож гаражного кооператива не обратил внимания на мальчишку, проскользнувшего под шлагбаумом. Вадик свернул во второй проезд. Створки ворот папиного гаража были открыты. Внутри стояла машина. Двигатель работал. Едва заметные облачка сизого выхлопного газа плыли в морозном воздухе. В гараже было темно.

Вадик постоял, глядя на пустынный проезд, по которому ветер носил мелкий колючий снег. Потом он вошел в гараж.

Здесь оказалось не намного теплее. Под ногами заскрипело битое стекло… Он обошел вокруг машины и остановился напротив двери водителя. Все стекла были подняты и сильно запотели. Вадик тщетно пытался разглядеть кого-нибудь в салоне. Там угадывались два неподвижных силуэта: один на переднем сиденье, другой — на заднем.