Сестры Гримм - Менна Ван Прааг

– Почему? – спрашивает Лео.

– Я пытаюсь оградить его не от тебя, а от нас.

– Я не понимаю.

Опять пожимаю плечами:

– Ну, если мы… Я не хочу, чтобы он познакомился с тобой, полюбил тебя, а потом…

– Что потом? Я уйду, и он никогда меня больше не увидит?

Я молчу.

– О, Голди. – Лео касается моего подбородка. – Что бы ни произошло, какие бы ужасные вещи ни случились, я тебе обещаю, этого не будет.

Я улыбаюсь. Затем хмурюсь.

– Какие ужасные вещи?

На этот раз молчит он.

2.34 пополудни – Беа

– Мне нравится, что ты считаешь меня хорошей или полагаешь, что я могла бы быть хорошей, – говорит Беа. – Ты первый человек, который…

– Так считает?

Она кивает.

– В таком случае твоя мать еще хуже моей, – говорит Вэли.

– Да. Разница в том, что моя мать этим гордится.

– Похоже, она не очень-то приятный родитель.

Беа улыбается.

– Я не пытаюсь тебя разжалобить, если ты об этом подумал. Это можешь искать в другом месте.

– Да ладно, – говорит Вэл, дернув себя за бороду. – Расскажи мне.

– Иди ты знаешь куда.

Парень улыбается.

– Я расскажу тебе мою историю, если ты расскажешь мне свою.

– Нет уж, спасибо.

Вэли смотрит Беа в глаза.

– Ты непрошибаема.

– Это точно. Я не дам тебе рыться в моем сознании. Это вызвало бы у тебя кошмары.

– Ты меня недооцениваешь.

– Ты мог бы получить три докторские степени – по поведенческой психологии, этике и политологии, и ты все равно был бы недостаточно сведущ для того, чтобы изучать мое сознание. – Беа отводит глаза.

Вэл разглаживает свитер на животе.

– Тебе никогда не надоедает быть такой вредной?

– Ты это любишь, – отвечает девушка. – Это напоминает тебе о твоей мама. Ведь все мужчины влюбляются в своих матерей, разве не так? Этому учат в начальной школе. Если бы я была более милой, ты бы меня разлюбил.

Вэли улыбается, поглаживая свою бороду.

– Кто сказал, что я в тебя влюблен?

– Ты от меня без ума.

– Я точно был бы безумен, если бы это было так.

– Ты точно не в себе.

– Может быть. Но думаю, я не один такой.

Беа улыбается, перехватив его взгляд. На сей раз она не отводит глаза.

8.07 пополудни – Скарлет

Скарлет откладывает книгу, за которой пряталась, уйдя в мир Средиземья, когда ей стало невмоготу терпеть молчание.

– В чем дело, бабушка? Тебе не нравится курица?

Сегодня она сделала над собой усилие и приготовила приличный ужин, но ее Эсме даже не притронулась к еде. Теперь женщина держит стакан воды и смотрит на него с таким видом, словно не только не помнит, как взяла его, но и не понимает, зачем она вообще это сделала.

– Бабушка?

Эсме моргает.

– Все в порядке? – спрашивает Скарлет, вдруг испугавшись, что старушка каким-то образом узнала о продаже кафе. Она очень надеется, что, когда признается, эта потеря уже не будет иметь для Эсме никакого значения. – Может быть, ты хочешь чего-то другого?

– Твоя мать была зачата в этом кафе, – говорит бабушка, словно разговаривая сама с собой. – Ты это знала?

Скарлет улыбается.

– В самом деле?

– За стойкой, после того, как мы закрылись на ночь. – Эсме смотрит на стойку, словно видя что-то такое, чего Скарлет видеть не может. – Потом Гарри принес мне булочек с корицей.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала.

– Когда-нибудь ты научишь свою дочь печь их. И, возможно, твой муж будет приносить их тебе.

– Но у меня нет дочери, бабушка. Я вообще не хочу иметь детей.

– Не говори глупостей, – с улыбкой говорит ее бабушка. – Когда ты была маленькой девочкой, ты говорила мне, что у тебя когда-нибудь будет дочь и ты назовешь ее Рыжиком. Помнишь?

Она пытается вспомнить, пытается отыскать хлебные крошки, которые приведут ее к неведомому. Приходит воспоминание – когда-то она хотела иметь маленькую дочку, гладить ее мягкие рыжие волосы, пухлые щечки, сжатые кулачки…

– Если у тебя будут две дочери, может быть, ты сможешь назвать одну из них Руби.

Это упоминание о ее матери зажигает в сердце Скарлет огонек, который она тут же гасит.

– Бабушка, я больше не маленькая девочка.

Эсме подается вперед, берет внучку за подбородок и смотрит ей прямо в глаза.

– О, Скарлет, – говорит она. – Иногда ты говоришь такие глупости.

И девушка вдруг понимает, что как бы разумно это ни было, она не может продать кафе.

11.59 пополудни – Голди

– Я не понимаю, как ты функционируешь, – говорю я.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты, похоже, никогда не спишь.

Он пожимает плечами:

– Сейчас я сплю больше, чем прежде.

Я утыкаюсь лицом ему в грудь.

– Иногда мне кажется, что ты не совсем человек.

– Так оно и есть.

Улыбаюсь.

– Я тоже.

Лео целует меня в лоб.

– Я знаю, и это одна из тех вещей, которые я люблю в тебе больше всего.

Правильно ли я его расслышала? – думаю я. И, поняв, что да, быстро сажусь на кровати.

Парень улыбается.

– Что?

– Ты сказал то, что я думаю?

Лео смеется, как будто это признание удивило его не меньше, чем меня.

– Да, – говорит он, все еще улыбаясь. – Думаю, да.

Навечье

На сей раз все по-иному. На сей раз вам страшно.

Вы колеблетесь. Не повернуть ли назад? Но вы так долго ждали, что любопытство пересиливает страх, и вы переходите из одного мира в другой.

Вы идете по каменистой тропинке, сначала осторожно, потом все быстрее по мере того, как начинаете забывать про страх. Да и чего страшиться? Здесь ничего не изменилось, все осталось таким же, каким вы помните – тот же неподвижный воздух, тот же туман, тот же запах костров, те же тени, те же деревья, с которых сыплются белые листья.

Вы углубляетесь все дальше в лес, листья падают вам на плечи, и вы перестаете мерзнуть и беспокоиться. Вы надеетесь снова найти ту поляну и почувствовать то, что чувствовали прежде, удержать это чувство чуть дольше.