Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Будто дожидаясь.

Было оно очень тупым, и когда Сашка машинально провел по его кромке большим пальцем, то даже не оставило надреза. Чтобы располосовать им руку так, надо было приложить всю силу.

«Зачем? За что?»

Он не смог заставить себя даже коснуться ее. И не нашел никаких слов, ничего.

Несколько минут Данилов просто сидел на грязном полу, глядя на облупленный потолок. В душном зале он почувствовал себя плохо. Поступающего в помещение воздуха было недостаточно, и, не заговаривая ни с кем, он пошел, держась за стену.

Вскоре он был у запасного выхода. С этой стороны здания прокопчане еще не были. Тут бой вели заринцы — отсюда сбежали чужие. Но все эти вопросы были сейчас от Сашки далеко, как Марс.

Парень поднял глаза на стену соседнего дома. И вместо ответа на его немые вопросы в лицо ему ударили буквы, сложившиеся в дикую надпись, написанную вроде бы без единой ошибки:

Орда – значит «порядок».

Коричневой краской. Такую, кажется, делали на химическом заводике лакокрасочных товаров в Заринске. И больше нигде в известном мире. Несколько раз ее привозили в Прокопу с караванами. Налита она была в еще довоенные жестяные банки. Кто-то не поленился даже забраться повыше, встав ногами на козырек маленького магазина, чья вывеска давно отвалилась.

Александр вспомнил и опять пережил то, что случилось с ним несколько дней назад… А ведь казалось, уже целая вечность прошла.

Слепое пятно в его памяти исчезло, и он снова увидел то, о чем запрещал себе думать. Момент атаки. Крики, выстрелы, хлопки падающих мин.

Он «вспомнил» и то, чего пока не мог видеть своими глазами.

Похороны погибших на пригорке у шоссе. Те, кого они оставили для этой скорбной роли — с лопатами. Лицо отца, такое же спокойное и серое. Лицо бабушки Алисы, бледное и почти такое же неживое. Дядя Гоша, который, похоже, еще ничего не понял. Все остальные, беззвучной чередой проходящие мимо и кидающие горсть земли в братскую могилу, прежде чем засыпать липкой глинистой почвой и заровнять ее.

Копать каждому отдельную они не имели возможности.

Внезапно парень почувствовал, как с беззвучным щелчком сжалась внутри него до предела невидимая пружина. Горе тому, кто попадется ему в руки, когда она будет разжиматься.

Он понял, что есть единственное оружие у маленьких и слабых против тех, у кого власть и сила. И это оружие — готовность бросить свою жизнь в огонь и, пусть умирая, забрать обидчика и мучителя с собой.

Вот только слез уже не было. Видимо, и они кончаются.

Прошло еще минут пять, прежде чем он смог вернуться в спортзал.

Братья, похожие как горошины, среагировали совсем по-разному. Сашка видел, как Артем бормотал себе под нос что-то бессвязное про их девочку, которую они не уберегли. Какие-то глупости про то, как они были к ней невнимательны.

Как будто это имело теперь значение?

И плакал тот, хоть и не в голос. Слез не скрывал, то и дело смахивая их огромным кулаком.

Артур вел себя иначе, хотя под маской мнимой сдержанности буря у него в душе могла быть ничуть не меньше. Он ходил, тяжело печатая шаг, стиснув зубы и сжав кулаки. Сашка вспомнил тот зубовный скрежет, который если верить легендам, можно услышать в преисподней. Вот примерно так скрежетал зубами Артур Краснов.

Достанется же тем, кто попадется ему под руку. Хоть своим, хоть чужим.

Сам Сашка опять почувствовал, что земля уплывает, как ковер, который выдернули из-под ног. Его клонило на правый бок, как судно в шторм, так что он несколько раз наткнулся на стену. Пришлось приложить все усилия, чтоб не упасть.

Он почему-то вспомнил ее стих, один из последних. Да, она не только верила в звездные корабли и космические города (виной тому был, конечно, ее дедушка фантазер-коммунар Борис Олегович). Еще она писала стихи. Больше Саша не знал никого, кто бы это делал. Даже дед, и тот говорил, что поэт в нем давно умер.

Стих этот он тогда не до конца понял и только сейчас догадался, что он про смерть:

Это не кровь. Это красная паста.

Так вытекает жизнь.

Верить и ждать здесь всегда напрасно.

Доли не избежим.

Это не кровь, это красная ручка.

Так наступает мир.

Вновь будет вьюга мести беззвучно

Средь городов-могил.

Это не кровь это красная маска,

Так наступает тьма.

Всех нас своей леденящей лаской

Поработит зима.

Это не сон, а сто лет молчанья,

Мы не проснемся вновь.

Все, что случится — то не случайно.

Это совсем не кровь...

Услышав фырчание моторов, Данилов выглянул в окно — да так, что чуть не свалился вниз. Сквозь туман Сашка разглядел силуэты грузовиков. Люди быстро занимали свои места в кузовах. Объединенный отряд уже готов к отправлению. Первая машина — большой КамАЗ, доставшийся от чужаков — тронулась с места и катилась по подъездной дороге санатория к воротам. За ней сорвалась с места другая — заринский легкий броневичок. С надетыми на колеса цепями им был не страшен даже снегопад.

Они уезжали и не собирались его ждать.

— Подождите! Подождите! Я с вами! Чтоб вас всех! Подождите!!!

Он побежал к лестнице, и это было его ошибкой. Конечно, все поняли, куда он направляется, и остановили.

— Санек, остынь. Ты сейчас не в том состоянии, — он с трудом узнал в говорящем деда Федора, который был за старшего. — Это работа для волкодавов. А для тебя пока есть дела здесь.

И действительно, скучать ему не дали. Надо было обустраивать временный быт. Размещать несколько тысяч человек — сколько получится в санатории, остальных в соседних домах. Инвентаризировать остатки вещей и продуктов. Условия тут будут совсем не те, к которым они привыкли. Все самое ценное и редкое пропало — враги забрали и увезли не только оружие и патроны. Так же, как и животные — главная ценность, которой община так гордилась. С ног сбивались и те несколько человек, кто худо-бедно понимал во врачебном деле. Ну а те, кто был и молод, и не ранен, просто обязаны были вкалывать за троих. Одних только дров надо было наготовить уйму.

День уже клонился к вечеру, когда они позволили себе передышку. Сашка почувствовал, что вместе с ночью, которая наползала на мертвый город,