Танцуя с Девственницами - Стивен Бут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да нет проблем.
Оуэн уселся на подушку, лежавшую с одной стороны старого комода. Купер последовал за ним и опустился напротив. Его бедро коснулось чего-то жесткого. Взглянув вниз, он обнаружил жестянку из-под печенья, в которой Страйд искал среди других сувенирчиков свою студенческую карточку.
В этой жестянке уместилась вся прежняя жизнь парня. Может, он и редко заглядывал туда, но все же взял ее с собой в новую жизнь. Так что зря он притворялся, что воспоминания из прошлого ничего для него не значат. Доказательство обратного было налицо.
– И что вы тут делаете один? – спросил Кел. – Где вся тусовка?
– Просто хотел поговорить с вами. Вдруг смогу чем помочь.
Кел фыркнул.
– Чушь собачья. С каких это пор копы предлагают помощь таким, как мы? Вас больше интересует средний класс, люди зрелого возраста, их собственность и комфорт вы защищаете.
– Хотите сказать, вроде ваших родителей?
– Да, вроде них.
– Мы защищаем любого.
– Бросьте. Жалованья я вам не плачу. Налогов тоже. Ну и че вам беспокоиться обо мне?
Купер колебался, обдумывая ответ, от которого зависело многое.
– Эй, – вмешался в разговор Оуэн, – выходит, что вы и мне не платите жалованье. Ничего себе открытие. – Он начал подниматься, отряхивая куртку. – Тогда мне здесь делать нечего. Пойду-ка я отсюда. Вот еще – тратить свое время на пару грязных, ленивых бродяг. Лучше отправлюсь я к милым, чистеньким представителям среднего класса.
– Ах вот как! Ну и пошел на хрен! – выругался Кел, дергая колечко на банке с пивом.
Оуэн молча остановился перед ним. Кел посмотрел на Купера.
– Терпеть не могу этого козла в красной куртке, – сказал он. – Думает, он мой папаша или типа того.
– Все мы знаем, что у вас никогда не было отца, Келвин, – произнес Оуэн.
– Еще раз назовешь меня Келвином, и я подожгу твою гребаную бороду.
– Доставай спички, Келвин.
Глаза Кела блеснули. Он протянул банку с пивом Куперу, тот покачал головой. Тогда парень поднял банку вверх, и смотритель взял ее.
– Мы оба приехали сюда на солнцестояние, – сказал Кел. – Вот как мы оказались в этом карьере. Здесь парковалась уйма народу. Целая община образовалась. Фургон сломался, а у меня бабок на ремонт не было. Вроде вал полетел, ну, не важно. Случилось с ним что-то, когда спускался.
– И вы здесь с того самого времени?
– Остальные смотались, а нас бросили.
– Вы со Страйдом приехали вместе?
– Нет, до того мы друг друга не знали. Он жил прямо здесь – есть тут такое местечко, Страйд Робин Гуда называется. Ну, как бы пещерка, вроде как для отшельника, где он и укрывался. О Девяти Девственницах он ничего не знал, но болтался поблизости, все смотрел что да как. Так мы и познакомились, и, кстати, вот почему зовем его Страйд. Ну, мы с ним поладили. Да и идти ему больше некуда.
Купер почувствовал, что за ним наблюдают. Он совсем забыл о Страйде. Тот сидел так тихо и спокойно, словно замаскировался за целым лесом деревьев, хотя сидел-то на виду – можно было дотянуться. Теперь его глаза были открыты, и он глядел на Купера.
– Больше некуда идти, – повторил он.
Бледность Страйда пугала. Купер спрашивал себя, оказывалась ли этим юношам медицинская помощь. Скорее всего, нет, решил он. В прежние времена Страйда назвали бы болезненным и чахоточным. Куперу очень захотелось выяснить, как Страйд докатился до отшельнической жизни в пещере Пик-парка. Но он не осмелился задать этот вопрос.
– Вы ходили в университет, верно? – спросил он вместо этого.
Страйд кивнул. Кел протянул ему табак и несколько листков папиросной бумаги, и Страйд принялся сворачивать сигаретку.
– И какую степень вы получили?
Страйд улыбнулся:
– Разве я говорил, что получил степень?
– Обычно в университет ходят ради степени.
– Надо пройти полный курс. Иначе вряд ли вам ее дадут.
– Понятно. Вас исключили.
Страйд засмеялся:
– Ну, можно и так назвать.
– А что вы изучали?
Страйд с неожиданным блеском в глазах внимательно посмотрел на него и опять сделал свой странный жест – его рука взметнулась ко рту. Похоже, теперь энергия била из него ключом. От апатии не осталось и следа – он превратился в сгусток жизненной силы.
– Вы действительно хотите знать? – спросил он. – Пойдемте со мной.
– То есть?..
Страйд возбужденно дернул Купера за рукав, словно щенок, которому хочется погулять и поиграть. Купер посмотрел на Оуэна. Тот лишь улыбнулся и ласково кивнул Страйду.
– Сходите, – сказал он. – Может, что-то и узнаете.
Спрыгнув на землю, Купер начал карабкаться вслед за Страйдом к краю карьерного обрыва. На березе, легонько позвякивая, медленно раскачивались импровизированные колокольчики. На один из них упал луч солнца, и Купер почти разобрал слова, нацарапанные фломастером на серебристой фольге.
Выбравшись на край карьера, Страйд повернулся к своему спутнику и приложил руку к уху, как плохой актер, персонаж которого якобы услышал стук в дверь.
– Вы слышите? Мы прямо на краю.
– На краю?..
Купер прислушался. Но слышал он только ветер, который завывал здесь, на плато, еще сильнее. На ветру шуршал вереск и позвякивали колокольчики. Он напряг слух и расслышал, как неподалеку щебечут зяблики, в березняке поют малиновки, а на краю карьера кричат галки и кто-то еще – возможно, грачи или черный дрозд. Но и только. Купер огляделся. Над жесткой травой на самом краю молча парила пустельга.
– Слышите? – спросил Страйд. – Это замечательно.
– На краю чего?
– На краю реальности. Дальше все исчезает. – Он махнул в сторону Матлока, где проходило шоссе А6.
– Я бы так не сказал.
Внезапно Страйд растянулся во весь рост на сыром папоротнике. На мгновение он полностью исчез под коричневыми листьями. Лишь его смех доносился откуда-то из мокрой глубины.
– Вы только взгляните! – кричал он. Голова его вновь вынырнула из папоротников, он скинул с лица влажные листья и, закрыв от восторга глаза, размазал по коже дождевую воду и облизнул влагу с губ. Обрывки листьев и засохшие веточки вереска обсыпали его плечи, запутались в волосах, рукава его куртки промокли насквозь.
– Вы наверняка считаете, что это всего лишь сорняк. Фермеры вырывают его с корнем и сжигают как вредную траву. Но папоротник-орляк – это просто чудо. Все папоротники – чудо. Гляньте-ка, гляньте.
Он погладил крошечный свернутый листочек. Может, он уже никогда не развернется – слишком поздно в это время года.