Дознание в Риге - Николай Свечин

Язеп Титус подошел к делу со свойственной ему нечистоплотностью. Хитрый жулик использовал кассу, чтобы воровать оттуда деньги. Он придумал отдавать членские взносы участников на вохенгельд[64]. Когда еще человек помрет и его родственники затребуют средства. А пока деньги должны делать деньги! Но, чтобы получать лихвенные проценты сверх разрешенных законом[65], он уговорил членов правления не оформлять договоров займа. Проще говоря, Титус стал подпольным ростовщиком при кассе. Некоторые из руководителей были против этого. Особенно возражали двое: нотариус Миерлаук и извозопромышленник Озолин. Тут-то и появился товарищ Мартин со своими подручными. Миерлаука утопили в Пихлаусской канаве, подстроив несчастный случай. А Озолин «угорел» в собственном доме.

– За что Мартин мог убить Язепа? – спросил Лыков. – О чем они не договорились?

– Не знаю, ваше высокоблагородие, честное слово, не знаю.

– Как мне найти товарищей?

– Мартин жил где-то возле Киш-озера. Он вообще патриот, Двину называет Даугавой. Считает, что латышская земля захвачена пришлыми: сначала немцами, а потом русскими. И тех, и других надо прогнать и установить здесь латышское государство!

– Ого, вот это размах. Он воевать собирается с Российской империей, что ли?

Кадак затараторил:

– Мартин – фанатик, ему все равно, сколько убить людей, лишь бы Латвия состоялась. Он сыплет цитатами и называет себя марксистом-националистом. Говорит, что в Риге особые условия.

– Какие еще особые условия? – возмутился сыщик.

– Это он так считает, а не я, – испугался Адо. – А особые условия в том, что здесь много заводов. И стало быть, этого… Как его?

– Пролетариата?

– Да, его. Пролетариат – класс угнетенных, он только и ждет, как бы восстать и свергнуть иго капитала. Рига может стать первым городом в России, где вспыхнет пролетарская революция. Ее-то Мартин и готовит. Он куда-то уезжал, встречался с другими товарищами. Кажется, создает партию, тайную конечно. Ищет связи с петербургскими революционерами. Там тоже много пролетариев…

– Но для чего Мартину понадобилось мутить воду в Московском форштадте? Допустим, он зарезал Титуса, а обвинил в этом Вовку Рейтара. С какой целью?

Старьевщик задумался уже всерьез.

– Ну… Мазы начнут между собой воевать… – предположил он. – Рост преступности и все такое…

– В чем тут польза для его революции?

– Только догадки, ваше высокоблагородие.

– Давай свои догадки.

– Может быть, это нечто вроде репетиции? Волнения начнутся. Вон, лесопильный завод сожгли. Армия даже стала патрулировать.

– С трудом понимаю такую логику, – признался сыщик. – Наподобие того, что чем хуже, тем лучше?

– Да. Шум пойдет по империи, что в Риге неладно. Народ недоволен, преступность захлестнула город. Власть нужно поменять, и вообще… Ну и фонды товарища Мартина вырастут на ихней революционной бирже.

– Возможно, – согласился Алексей. – Ладно, не буду тебя арестовывать. Живи, пока я добрый. Но сделай одну вещь.

– Какую?

– Сведи меня с Цвейбергом. Это ведь ты познакомил его с Язепом?

– Я.

– Вот и нас теперь познакомь.

– А ежели Теодор Оттонович не захочет?

– Передай: если не захочет, то пожалеет. Я сделаю так, что он бегом побежит со мной знакомиться, но будет уже поздно.

– Попробую, ваше высокоблагородие.

Кадак был очень рад, что страшный чиновник особых поручений не станет сажать его в тюрьму. И взамен готов был исполнить его просьбу.

– Где вас можно найти?

– Днем я веду дознание, часто бываю у Кнаута.

– А вечером?

– В гостинице «Франкфурт-на-Майне».

– Завтра, ваше высокоблагородие, я передам вам ответ Теодора Оттоновича. Сегодня уж не успею: он уехал в Венден с ночевкой.

– Видишь, в каких вы близких отношениях. Знаешь, где он и когда будет. Что, общие дела?

– Как Язепа не стало, так он начал мне кое-что поручать.

– Фальшивые коньяки разливать?

Адо смутился.

– Ну-ну, не велик грех… – похлопал его по плечу сыщик. – И хозяину передай: я мелочами не занимаюсь, пусть травит и дальше дураков мантропом и липовыми коньяками. Я ищу убийцу. И в связи с этим к Цвейбергу имеются вопросы.

Лыков вернулся в сыскную часть. Кнаута на месте не оказалось, зато был Растегаев. Он теперь помогал Алексею совершенно открыто. Сергей Петрович сообщил последнюю новость: на Московском форштадте выбрали «короля»! Им стал Савватей Шелудяков. Человек подвизался на третьих ролях и не помышлял о таком возвышении. Но двух первых похоронили, и он неожиданно вышел в вожди. У Шелудякова был соперник, Васька Клёцкин. Но тут в расклад вмешался Андрей Иванов. Могучий постовой вчера вечером схватил Ваську с поличным. Тот чистил прохожего на Кишиневской улице, а Андрей Андреич шли мимо… Ну и сидит теперь маз в следственной тюрьме, потирая отбитые бока.

– Там же еще были Зверев и Судомойкин, – проявил осведомленность питерец.

– Были и есть, – ответил надзиратель. – Но Зверев – приятель Савватею. Они вместе в армию призывались и с тех пор друг дружке помогают. Силуян с удовольствием признал верховенство товарища. А Петька Судомойкин не решился идти один против двух. И теперь в Московской части мир.

– Что за человек Шелудяков?

– Да хороший парень! Служил в гвардейском полку в Петербурге. Любит дисциплину и уважает начальство. С ним можно иметь дело.

– Хочу с ним познакомиться. Тут, Сергей Петрович, три латыша объявились, которые и зажгли весь сыр-бор на форштадте…

Алексей рассказал надзирателю все, что узнал о товарищах. Закончил он так:

– Ежели на форштадте теперь есть «король», пусть он нам поможет. Мы убьем кучу времени на поиски сопливых революционеров. А у атамана свои возможности.

– Для чего Савватею нам помогать?

– Сами же сказали: любит дисциплину. А тут бузотеры. Его положение непрочное, только-только короновали. А товарищ Мартин, похоже, специализируется на убийстве атаманов. Может и его ненароком прикончить. Интересы Шелудякова и наши здесь совпадают.

– Дело говорите, – согласился Растегаев. – Савватей по натуре жизнелюб. На тот свет не торопится.

– Где его ставка?

– Малая Лубанская, тринадцать. Трактир «Малороссия».

Новоиспеченный «король» понравился сыщику. Савватей Шелудяков оказался красивым и веселым мужчиной лет тридцати, с располагающим лицом. Одетый в армейскую гимнастическую рубаху, он сидел в кругу таких же молодцов. Увидев гостя, атаман вежливо попросил документик. Прочитал, что там написано, и стал во фрунт.