Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг

Воздух в машине очень спертый, и я больше не могу тут находиться. Кроме того, я ничуть не устала. Я нервничаю и переживаю уже несколько часов. Как будто боюсь, что утром мы с Оскаром расстанемся, хотя и не были вместе по-настоящему. Я встаю на колени, поправляю сорочку, ищу топ и пижамные штаны в рюкзаке. Быстренько надеваю их, кладу телефон и наушники в сумку и через открытое окно заползаю на крышу. Я делаю глубокий вдох, насколько это позволяют мои легкие, и сажусь на одеяло. Это единственное, что осталось тут с вечера. Я подыскиваю в телефоне подходящую для этого момента песню. На такой случай она одна-единственная.

В наушниках не слышно сверчков, только чувствуется собственное дыхание и пульс. Я прислушиваюсь к биению сердца, пока не начинают играть гитары в песне «The funeral», и тогда ложусь и закрываю глаза. Когда я в последний раз слушала эту песню, то тоже сидела на крыше, только возле окна моей комнаты. В тот раз я тоже много размышляла. Хотя это неудивительно. Когда я этого не делала? Я вспоминаю жару. И о том, как разбежалась и прыгнула. Я вспоминаю, как кожей ощущала холодную воду. И об Оскаре. О его взгляде и о том, как он смотрел на меня, когда заметил шрам. А потом думаю о том, как мы вместе сидели на крыше, когда я ему все рассказала. Мне казалось, та ночь была бесконечной. Но она такой не была.

Я концентрируюсь на песне и слышу только одно предложение: «Я буду готов к смерти». А я? Готова? Такое возможно? Я вижу свои похороны. Я в урне, которую себе выбрала. Думаю, это был правильный выбор. Достаточно однотонная, может быть, немного скучная, зато вечная. Да, она мне подходит. Рядом с урной стоят родители. Они плачут. Ларисса тоже плачет. Во втором ряду я нахожу тетю вместе с мужем. У нее их было три, а у меня не будет ни одного. И рядом с ними я вижу Оскара. Он выглядит так печально, что я едва ли могу дышать. Его кожа непривычно бледная, а на его глазах блестят слезы. При виде его я чувствую, как и под моими веками скапливаются слезы и стекают по вискам. Я хочу обнять его, но не могу, ведь меня больше нет. Внезапно выражение лица Оскара меняется. Вместо костюма на нем появляется темно-синяя футболка, а на лице улыбка, которая заставляет меня сделать резкий вдох. И я смотрю, чему он улыбается. А точнее, кому. Это молодая женщина, которая стоит перед ним, и ее глаза светятся любовью. Его глаза тоже сверкают. Я открываю свои глаза, как будто таким образом могу стереть эту картину из головы, но она прилипла ко мне, как жвачка к подошве. Я знаю, что это рано или поздно произойдет, но осознание того, что после меня у него будет другая, сводит меня с ума.

Конечно, я хочу, чтобы он жил и был счастлив. Я желаю ему, чтобы его жизнь сложилась так, как он захочет. Но мысли о том, что на моем месте окажется другая, хотя я с удовольствием бы осталась, отпечатываются на моем лице. Оскар будет жить, а я умру. Он познакомится с другой и влюбится в нее. И это хорошо. Но очень больно. Она будет прижиматься к его плечам и вдыхать его приятный запах. Они будут целоваться и заниматься любовью, а меня больше не будет здесь. Я надеюсь на это, потому что не смогу вынести, если увижу его с кем-то. В моей голове он и эта дрянь в юбке, обнявшись, лежат на кровати. Ее кожа безупречна. Ни родинок, ни шрамов. Ничего. Только гладкая мягкая кожа. И взгляд, которым он смотрит на нее, ранит меня. Это мой взгляд!

Я всхлипываю. Кого я обманываю? Он не сможет больше так смотреть на меня, ведь меня не станет. Я не смогу запихнуть всю жизнь в две недели. Так не получится. И убежать от этого тоже не получится. Мне трудно признавать это, но мое тело с каждым днем становится все слабее. Эта гонка постепенно приближается к концу, и я проиграю ее. Я чувствую свое тяжелое дыхание. И неважно, куда я поверну, время обгонит меня, а я не смогу его догнать. Никогда. Оно намного быстрее меня. Лишь иногда оно останавливается. В эти моменты оно еще здесь, но это больше не имеет значения. Это происходит, когда Оскар целует меня, или по-особому улыбается мне, или когда я чувствую его быстрое сердцебиение. Тогда мир замирает.

Песня доходит до кульминации, и по моим рукам пробегают мурашки. Может, я несправедлива к Оскару? Неважно, что он скрывает от меня, у него на это есть свои причины, так же, как и у меня. Я не хочу, чтобы он видел меня без одежды, а он не хочет показывать мне черные пятна в его душе. Я смотрю в небо, где звезды скрылись за толстым слоем облаков. Если бы у него был этот шрам, мне было бы абсолютно без разницы. Он был бы просто его частью, как руки или ноги. Может, любовь и правда ослепляет или позволяет нам видеть человека таким, какой он есть? Как будто внутренний мир выходит на первый план. А что, если мой шрам для Оскара значит совсем не то, что он значит для меня? Просто потому, что он меня любит. А почему еще он связался со мной? С любовью без хеппи-энда. Любой другой бежал бы, сверкая пятками, прочь. Но он не убежал. Оскар еще здесь. Он со мной. Даже если сейчас кажется, что он очень далеко от меня.

Почти три часа утра, и это подходящее время для того, чтобы записать пару вещей. Пару вещей, которые очень важны.

Я рассматриваю многочисленные страницы, которые лежат у меня на коленях, и с каждой почерк становится все более нечитаемым. Руку сводит судорогой, она уже отвыкла писать так много. Раньше это не было проблемой, но сейчас я утратила навык. Я подписываю лист и рисую небольшое сердечко рядом с именем, в последний раз перечитываю письмо Лариссе, складываю пополам и кладу в конверт, который купила на обратном пути к машине. А вместе с письмом кладу цепочку. Надеюсь, я ничего не забыла, надеюсь, учла все. На секунду я задумываюсь, действительно ли хочу, чтобы все мои дневники достались ей, но кому, если не ей? И внезапно мне становится радостно, что я не успела их уничтожить. Может, тогда Ларисса поймет, что не только она мне завидовала. Может, она сумеет взглянуть на мир моими глазами. На прощание я подарю ей свои мысли.

В свете телефонного фонарика я быстро пробегаю глазами по написанному для родителей письму. И, наконец, письмо для Тины. Мне нравилось думать, что они с Алекс были мне плохими подругами, но, если быть точной, я была плохой подругой для них. По крайней мере, по отношению к Тине. Она все время заходила ко мне, а я притворялась, что сплю, потому что не хотела слышать, что ее жизнь продолжается, в то время как моя заканчивается. Она не прекращала звонить мне и писать сообщения. Но когда тебе не отвечают, это тоже своего рода ответ. И она получала такой ответ очень часто.

Умирать непросто, но наблюдать за тем, как умирает дорогой тебе человек, тоже тяжело. Это пережила она, когда я оставила ее, и сейчас я понимаю, что это было для нее намного сложнее, чем я могу себе представить.

Я делала вид, что она оставила меня в беде, но это не так. Это было только мое решение. Я облизываю три конверта, заклеиваю их и подписываю, чтобы не перепутать. Наверное, мне стоило еще раз позвонить Тине и попросить у нее прощения. Я немного подумала, и что-то во мне воспротивилось. Я больше не хочу сочувствия и не хочу никакой реакции на свои слова. Я просто хочу попрощаться. И извиниться. Именно это я сейчас и сделала. Три конверта шуршат в моей руке, и я улыбаюсь, потому что на душе становится легче, когда пишешь вещи, которые не решаешься сказать. Мозг словно освободился от хлама. Как будто я навела в голове порядок, и от этого она стала ясной. Без сочинения Лариссы я бы этого не сделала. Об этом я тоже ей написала.