Люди и Нелюди - Виктор Костин

Все я поняла, хорошо, что я не знаю, – отворачивается и показывает язык неизвестно кому.

Вопрос: подойти или не подойти, если подойти – и что сказать, что спросить, как-то стесняюсь я ее. Вот Витоли – этот ничего не стесняется. Разложил меня, как хотел и… ой, что-то у меня не туда опять мысли понеслись снова сейчас.

А что я собственно хочу у нее спросить? Как себя вести, хм, а кто меня спрашивает, если что, вот даже не позвали – «вам это не надо» фи, подумаешь. Вот у Витоли и спрошу, и что, и как вести.

Придем, это обед, и ничего не стыдно, потом чай – тоже нормально, вкусный, с кисликами, потом пирожные, потом… Потом как получится, а потом и заниматься, пусть хоть час, с ним будем. Он, вроде, не такой и глупый, как мне казалось сначала, а очень умненький и сообразительный же м-мальчик. Все правила уже выучил благодаря мне, хи-хи, только бы почерк подтянуть, м-да. Как это делать? А вот как первоклассник. Будет писать палочки, и поиздеваюсь же я над ним, ой, поиздеваюсь. Отыграюсь за все, и вообще… Я большая уже девочка, не нужна мне эта Натали Сергеевна со своими умными советами, уу-у, да… все равно мне страшновато немного с ним после клятвы, вдруг узнает и…

Сегодня четверг. Учили новый иностранный язык. Обязанность каждого дворянина – знать не менее двух языков. Один в совершенстве, а другой – разговорную часть хотя бы. Большинство учит немецкий основным и халифатский – разговорный вариант только. Некоторые – наоборот, это чьи родители торгуют с халифатом, и им в будущем он точно пригодится. В классе примерно половина – дети дворян-торговцев.

Халифатский – самый сложный язык. Если у нас основной алфавит – 23 буквы, добавить дополнительный – еще 12 букв добавляется. У неметчины соответственно еще пять сверху дифтонговых – так их зовут, то в халифатстве к ним еще или 24, или даже 27 – я пока не понял и правила очень строги даже по сравнению с немцами в написании. На руси можно в словах применять где две или три буквы, если надо, или вместо них соответствующий дифтонг подставить, то в неметчине только дифтонг, иначе это уже ошибка. В халифатстве только дифтонг, никаких замен и еще там куча дополнительных слов-связок, и слова у них, например «кжежнихж» – это пустыня, и обычными буквами, если заменить «ж» другой и тоже «ж», то будет «утро в пустыне» – и как здесь это все запомнить, и, главное, кому это все надо?

Хотя вот с «надо» я чуть, слегка ошибся. Здесь есть плебеи, это наши рабочие и крестьяне, они учат алфавит, всего те самые 23 буквы и все, счастье-то какое, и живут 50 лет, правда, зашибись. Подвох не чувствуете?

Есть еще дворяне, мы то есть, учат, учим алфавит в 40 букв – кошмар, да, и живем до 70 лет, а есть еще миларды, учат все 64 или сколько их там и живут за сто лет иногда далеко за сто.

Правда есть еще энерджазины, те живут и за двести, вроде, я читал, интересно, сколько у них тогда букв в алфавите. Они, наверное, пока все их не выучат, и не умирают потому. Шутка.

Некоторые из моих друзей, про подруг не будем, ладно, чтобы не сильно напрягаться, вторым иностранным учат чальский.

Это на востоке есть такое государство, недогосударство или псевдогосударство Чальси. Живут племенами, с нами не воюют, да и за что там воевать. У них пустыня, к нам они не могут или, скорее, и не хотят, они кочевники и совсем дикий народ. Они с нами торгуют, где-то у них там горы сильно далеко есть или что еще, они не признаются, собаки такие. Вот там они добывают драгоценные камни, ими и рассчитываются с нами за продукты и всякие нужные им вещи. Вот некоторые умники и учат чальский – а что там его учить, весь язык – две сотни слов не наберется. Я его, например, весь знаю, потому как отец одно время на нем ругался, когда у него на заводе что-то не шло там по-нормальному, он так и ругался, на русинском нельзя, дворянин как-никак. Вот я под этот интерес и выучил его весь тогда, там такие заковыристые обороты есть, русский мат отдыхает, при всем моем к нему уважении, а ввернуть такой «оборотик» при игре во дворе – так авторитет сразу взлетает до небес. Да, письменности нет совсем, говорю же, для ленивых, Вихо точно его будет учить.

Да, есть еще свой язык у энерджазинов, но во-первых, его почти никто не знает, во-вторых, учителей нет и вряд ли когда и появятся. Единственное слово – «листочек», это, наверное, все знают. Оно очень мелодично звучит, но этих знаний для экзамена, боюсь, маловато будет, не поймут-с дворяне-с преподаватели-с. Есть, правда, еще моря… мореходы, и они что-то знают, имею в виду тех, кто плавает туда, но за так кто меня будет учить, а за денежку стоит ли и напрягаться, не больно нужен он мне здесь. Все, отучился, домой пора. Собрание закончилось, всех гоняли за успеваемость. Это правильно, стране нужны специалисты и моряки в особенности – и с чего бы это? Местные моряков почему-то зовут «мореходы», и ладно, я тоже, как все, зову, уже почти привык, больно в последнее время часто это слово произносится по поводу и без.

Ну, вот вышел я. Стоит «солнышко», ножкой водит, совсем девчонка. Под ручку взять? Нет уж, лучше за руки и – как влюбленные и под окнами школы пройтись. Чтобы самый слепой обо всем догадался. Поэтому подхожу, кланяюсь и все с самым серьезным видом.

– Я готов к трудовым свершениям.

Здесь это не принято. Трудится чернь, или плебеи на местном, чернь все же, скорее, ругательство, хотя довольно часто проскакивает у всех местных. Даже у наших мудрых и правильных учителей. Они извиняются перед нами за это слово и… потом у них оно опять проскакивает.

Я – специально подразнить ее.

Она: – Хорошо, высокородный дворянин, будешь работать.

Вот и думай, оскорбили или похвалили. Работать для дворян – оскорбление, высокородный – это вроде как похвала. Я и вся моя семья – простые дворяне, но и они служат на благо империи, не работают, а именно служат. Это знаю я, и это знает она. Это своеобразный дворянский юмор, очень тонкий, буквально на грани, только между своими и хорошо знакомыми, другие могут и не понять, и будут тогда проблемы у высказавшего такое. Меч в шкафу лежит, если кто не понял намека.

Ладно, потихоньку отходим от школы. Озвучиваю свой «великий», как обычно, план: сначала за сладостями, подкормить высокородную леди, потом обед, ну, это святое. – Я без задней мысли.

Она подымает бровь, обед никогда тут святым не был. Здесь нет постов и прочей непонятной мути. Здесь дворяне не пережирали, как на Руси, там, в другой жизни, и незачем вводить дурацкие посты для одних, в то время когда другие жрут от пуза. Все немного по-другому: заповеди, законы, служба, за нарушение – темница или каменоломни с мореходкой, и на сладкое, для особо упертых, – костер. Поэтому верят все и на полном серьезе.

Не будем о грустном, мне еще шесть дней до, а то настроение упадет совсем.

– Так вот почему святое, попробуй не поешь дня три и поймешь, – поясняю я Бригиде. Не рассказывать же ей про наш российский армейский юмор, правда не всегда это и юмор.

Дальше зашли в лавку к дедушке Мило. Бригида, кстати, предлагала в магазин «У Тарасы», но нам дешевого, не надо. Мы, дворяне, – гордый народ, и деньги на репетиторов мне выделены. Что между делом еще и на моих… – никого не касается. Это уже мое личное достижение.