Стэнли Кубрик. Американский режиссер - Дэвид Микикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучший комментарий о том, что Шутник решает выстрелить в девушку-снайпера, был написан задолго до «Цельнометаллической оболочки» Майклом Герром в его книге «Репортажи»:
Беда в том, что разобраться в увиденном чаще всего можно лишь многие годы спустя, что многое из увиденного так и остается в глазах, не сумев проникнуть глубже. Время и информация, рок-н-ролл, жизнь. Не информация замораживается, замораживаешься ты сам.
Иногда я не мог понять – длился бой секунду, или час, или просто мне померещился, или что-то еще. На войне, чаще, чем когда-либо, никак не возьмешь в толк, что ты делаешь и чем занимаешься. Функционируешь просто, и все, а потом насочиняешь об этом черт знает что: хорошо тебе было или плохо, понравилось или не понравилось, так поступил или иначе, ошибся или не ошибся; а ведь что было – то и было [274][275].
Посмотрите внимательно на глаза Шутника перед тем, как он выстрелит, и сразу после этого. Как и в «Космической одиссее», когда Дэйв разговаривает с безжалостным ХАЛом, в этом взгляде все. Шутник, как всегда насмешливый, немного ранее сказал команде телевизионщиков, что он хочет «стать первым парнем в своем квартале, официально убившим вьетнамца». Это его «официальное убийство», зарубка на прикладе, и одновременно – зарубка на душе. Во время начальной подготовки Хартман, которому позже самому прострелили сердце, вбивал пехотинцам в голову мысль о том, что «винтовка – всего лишь инструмент, убивает не винтовка, а жестокое сердце». Шутник убивает из жестокосердия, но одновременно и из жалости.
Далее следует потрясающий эпилог фильма. Морпехи маршируют по темной пустоши, озаренной полыхающими вокруг пожарами, – пустоши, которую они создали сами, – и поют песенку из «Клуба Микки Мауса». За кадром мы слышим голос Шутника: «Я рад, что остался жив, цел и невредим, и службе скоро конец. Я по уши в дерьме. Да. Но я жив. И мне не страшно».
Может быть, непредсказуемый Шутник и в этом последнем своем монологе шутит (хотя в каждой его шутке есть доля правды). Сложно сказать, действительно ли он, будучи по уши в дерьме, чувствует радость и спокойствие, о которых говорит. Обряд инициации завершен: он достиг того уровня, который историк Ричард Слоткин назвал возрождением через насилие – по крайней мере, так утверждает он сам. Кубрик, говоря о «Стариках» Хэсфорда, отмечал: «Мне нравится эпическая честность Шутника, когда он говорит, что никогда не чувствовал себя таким живым»[276]. Шутник говорит, что ему больше не страшно, и мы можем задаться вопросом, напоминает ли это отсутствие страха у Кучи, когда он убивает Хартмана и самого себя. На данный момент его слова звучат вполне здраво, в отличие от Кучи, но, опять же, это Вьетнам, так что здесь ничего нельзя сказать наверняка.
Кубрик говорил, что он использовал песню из «Клуба Микки Мауса», потому что понял, что прошло всего семь или восемь лет с тех пор, как эти молодые люди были детьми, сидящими перед своими телевизорами. Морпехи, марширующие по разрушенной местности, будто снова стали мальчишками, простодушными детьми: после апокалиптического эпизода со снайпером они словно родились заново и теперь думают не о вражеских пулях, а о том, чтобы с кем-нибудь переспать. Они вылечились, о да. Или нет?
Критик Георг Скесслен пишет, что этот финал – «момент высочайшей комичности и глубочайшей безнадежности» во всем фильме. Самое печальное, добавляет Скесслен, заключается в том, что «именно свободный разум заставляет продолжаться безумию» войны[277].
Шутник в этом финале обособлен от остальных – как, впрочем, и всегда. Этим «Цельнометаллическая оболочка» отличается от других фильмов о войне: речь в ней идет об изоляции, а не о товариществе. Эта лента – протест Кубрика против голливудского шаблона типичного военного фильма, такого как «Пески Иводзимы» (1949) (именно этот фильм высмеивается в некоторых глумливых репликах из «Цельнометаллической оболочки»). Кубрик здесь предвосхищает «Тонкую красную линию» (1998), в которой каждый из солдат у Терренса Малика изолирован внутри собственного сознания, хотя кажущееся непринужденным изящество Кубрика в «Цельнометаллической оболочке» контрастирует с тем, что Джанет Мэслин называет у Малика «внутренней значимостью»; напомним: это Моцарт, а не Вагнер.
Этот подчеркнуто классический стиль от перфекциониста Кубрика потребовал колоссальной работы. Для него имели значение даже мельчайшие детали: режиссер тщательнейшим образом подходил к выбору не только актеров и декораций, но и погоды, которая должна была идеально подходить для взрывов дымовых бомб. Каждый закат, даже каждое скопление облаков должны были выглядеть как нужно, а для этого требовались часы, а иногда и дни ожидания. На сьемках «Цельнометаллической оболочки» Кубрик еще больше, чем обычно, настаивал на том, чтобы не торопиться. Руководство Warner Bros. в составе Фрэнка Уэллса, Теда Эшли, Джона Калли и Терри Семела разрешило ему делать все по-своему, так медленно, как он хотел. Д’Онофрио вспоминает, что Кубрик настолько щепетильно подходил к съемкам фильма «Цельнометаллическая оболочка», что временами актеры начинали нервничать:
Он, бывало, просто засядет на операторском кране со своими объективами и думает, что ему делать. Смотрит на облака, на время и что-то все решает. И вот однажды Стэнли сидит на кране, а на земле триста статистов, все сидят на желтых покрышках и ждут. Никаких разговоров. Стэнли на кране, на высоте около ста футов, а мы сидим там уже около часа. Один из статистов начинает ругаться на него: мол, слезай с крана. Терри Нидэм [помощник режиссера], замечательный, отличный парень, подходит и говорит нам: «Так, кто там это сказал? Слушайте, ребята, у вас больше никогда не будет такого шанса, вы работаете со Стэнли Кубриком. Так что смотрите мне. Никаких разговоров». Терри уходит, Стэнли продолжает работать наверху, и тут снова кто-то говорит: «Слезай с гребаного крана». На этот раз спускается сам Стэнли. Он откашливается и говорит: «Так, кто это сказал? Кто, мать вашу, рот раскрыл?» И тут сзади раздается голос: «Я – Спартак». И еще: «Я – Спартак». Все триста статистов разражаются хохотом. И Стэнли тоже.[278]
«Я никогда не мог понять, чего Стэнли ждал», – говорит Д’Онофрио[279]. «Цельнометаллическая оболочка» была выпущена в июне 1987 года, через шесть месяцев после «Взвода» Оливера Стоуна. Фильм Стоуна принес огромную прибыль: он обошелся в 8 миллионов долларов, а сборы в американском прокате составили 138,5 миллиона. «Цельнометаллическая оболочка», которая обошлась в 17 миллионов долларов, собрала 38 за первые два месяца после выхода в прокат. Результат был весьма неплохой, но то, что «Цельнометаллическая оболочка» вышла сразу после стоуновского блокбастера, само по себе было не очень удачным вариантом.