Хроники Черного Отряда: Портал Теней - Глен Кук

Это можно понять. На войне все средства хороши.

В трудных ситуациях солдатам всегда мерещились Шин, Светлячок или Анко. А когда всходило солнце, на месте сражения неминуемо обнаруживались изуродованные трупы.

Так вот. С одной стороны, близнецов и их кота любили, с другой – эти существа пугали всякого, кто не был готов к колдовским штучкам. В число последних входили едва ли не все братья, вступившие в Отряд после битвы при Чарах, не считая разве что Дохломуха и Канючьего Зоба. Эти двое, пусть и стали для нас незаменимыми колдунами, сами ходили рука об руку с Тьмой.

Дохломуха боялся даже Одноглазый. Коротышка был слишком туп, чтобы испытывать страх, и прежде опасался разве что Хромого. Любой, кто Хромого не боялся, гарантированно отправлялся разглядывать маргаритки снизу.

Так хорошо, когда тебя никто не раздражает. Однако… Доказательств у меня не было, но я подозревал, что Старик использовал Дохломуха, чтобы держать Одноглазого в узде. Как бы то ни было, Одноглазый вел себя смирно. Почти незаметно.

Вот только Дохломух теперь надолго застрял в Башне.

Его отсутствие меня беспокоило. Непривычное спокойствие Одноглазого – тоже. Мелкий грязнуля мог снова пускать пыль нам в глаза, замышляя очередное коварство. Каждого, кто верил в то, во что Одноглазый хотел, чтобы мы верили, ждало жестокое разочарование.

Редкие минуты на нашей зеленой земле проходят без того, чтобы Одноглазый чего-то не замышлял. Этот уродец даже во сне строит козни.

– Какого черта они здесь делают? – возмутился Маркег Зораб, бросивший свой бар ради того, чтобы взглянуть, как дела за нашим столиком.

Я играл в карты с Эльмо, Гоблином, Причиндалом и Канюком. Мои дети наблюдали.

– Проверяют, чем занимается Костоправ в минуты отдыха.

Это прозвучало невежливо. Я готов был сорваться. Слишком много раздумий, слишком много ответственности в последнее время. «Темная лошадка» была мне необходима как средство от похмелья.

– Ты имеешь что-то против?

У Зораба не нашлось обоснованных возражений, за исключением того, что близнецы были тем, кем были.

Держа карты правой рукой, левой я изобразил «козу» и указал на Гоблина с Канюком:

– Они никому не дадут мухлевать. Принеси чего-нибудь перекусить детям.

Маркег тяжело вздохнул. Я пытался придумать, как извлечь выгоду из плохих карт. Зораб опасался, что дети не просто следят за игрой.

– Маркег, расслабься, – сказал Гоблин приказным тоном. – Они безобидны. Наверное. Эй, девчуля, не подглядывай!

– Хочу и подглядываю. Вижу, что ты задумал папу обдурить.

Игра остановилась. Причиндал спросил:

– Детка, ты серьезно?

– Да. У него ловкие пальцы. Несколько карт из середины колоды достал, несколько – снизу.

В бездну времени канули безмолвные секунды. Затем Эльмо усмехнулся:

– Ха! Она еще пешком под стол ходит, а глаз как алмаз! Давайте-ка проверим. Партия отменяется. Показывайте карты.

Я не сомневался в словах Светлячка. Гоблин наверняка мухлевал. Всегда мухлюет, если считает, что сможет сделать это незаметно. Может, в этот раз решил, что все отвлекутся на детей. Но тут я засомневался в его намерениях. Ни у кого, включая Гоблина, не было даже подобия хорошей комбинации. Казалось невозможным, чтобы всем пятерым пришли такие ужасные карты.

Успевший вспотеть от волнения Гоблин удивился больше всех.

Светлячок выглядела весьма довольной собой.

Она не просто поймала жаболицего крысюка. Она сделала что-то еще.

Мне было, в общем-то, все равно. Я просто хотел расслабиться.

Остальные согласились, что ставки были не настолько высоки, чтобы обижаться.

– Он не собирался вас надуть, – рассказала потом Светлячок, сидя у меня на коленях, как самый обыкновенный ребенок. – Всего лишь забавлялся.

Благословенная Баку. Светлячок. Милая гениальная малышка. Тонк – простая игра для простых людей. Девочка разобралась в ней за четыре минуты, а после сделала то, что сделала.

– Да. Гоблин – он такой. Вот если бы на его месте был Одноглазый… Тот ободрал бы нас как липку.

Одноглазый придумал бы что-нибудь похитрее. Ему жизненно необходимо чувствовать собственное превосходство над окружающими.

Мысли об Одноглазом снова взбаламутили меня. Он так затаился, что перестал пререкаться с Гоблином. Не пытался склонить того к каким-нибудь глупостям, пользуясь излишней доверчивостью. Даже в тех редких случаях, когда Одноглазый показывается на людях – например, чтобы поучаствовать в бесконечном турнире по тонку, о чем мне рассказали уже после, – он никого не обманывает.

Я подозревал, что Одноглазый втихаря посмеивается в грязный рукав, ведь из-за его необычного поведения все ждут, когда же он обдаст их фонтаном дерьма.

Я, как и все, кто был с Отрядом с тех пор, когда мы пересекли Пыточное море, старался не придавать этому значения. Закидоны Одноглазого как плохая погода, что приходит и уходит. Требуются минимальные усилия, чтобы к ним подготовиться. А пережив их, многие с улыбкой думают: «Если бы этот кусок собачьего кала не был способен вытащить нас из любой заварушки…»

Кусок собачьего кала – весьма точная характеристика его ценности.

Все, кроме самого Одноглазого, понимают, что рано или поздно он откусит больше, чем сможет прожевать. И тогда Капитан не станет вмешиваться и позволит судьбе получить с колдуна сполна.

Между тем мной понемногу овладевал страх. Приближалось лето. Взятая не возвращалась. Наше длительное спокойное пребывание в Алоэ, небогатое на события и опасности, неминуемо подходило к концу. Громкая победа в Хонно не должна была ввести в заблуждение.

Неужели?

Я человек привычный. Меня не переубедишь в том, что славные деньки даются нам лишь для того, чтобы потом утопить нас в крови и горе. Гарнизонная служба скучна, но я предпочту унылый тонк и реки пива потенциально смертельным авантюрам.

В конце концов, я теперь семейный человек.

Весна покинула нас. На ее место незаметно прокралось лето. Озорной Дождь, а вместе с ней почти Взятый полковник Шоре Чодроз так и не вернулись. Каждый день треть солдат Отряда отправлялась на разведку местности. Еще треть помогала населению в полях и на строительстве. Остальные укрепляли лагерь и занимались ремонтом. Ни одна группа не уходила без кувшина с тенями, и ни с кем ночью ничего не приключалось.

Нашим врагам везло куда меньше. Какое бы коварство они ни испробовали, результаты были катастрофическими. Восточные мятежники устраивали набеги по ночам, но в конце концов выжившим пришлось от этого отказаться. Зависть и злобу, исходившие из штаба восточной армии, можно было практически чуять.

Доказательств у меня не было, но я не сомневался, что причиной сокрушительных неудач мятежников стали мои детишки.